– Да и от наших ритуалов толку мало, – заметила Изабель.
Возражать ей никто не стал.
* * *Несмотря на запреты мужчин и угрозу в лице охотника на ведьм, сестры еще раз собрались вокруг алтаря в своем храме. Раскрыв магический кристалл Урсулы, они, по обыкновению, начали приготовления, но в воздухе чувствовалась тяжесть, а в их поведении – безысходность. У Флеретт глаза были на мокром месте. Флоранс стояла рядом с ней, как будто боялась, что сестра может не выдержать. Изабель водрузила напротив камня толстую белоснежную свечу, а Анн-Мари положила рядом приношение в виде засушенного чабреца и розмарина. Совершив окропление, Луизетт замерла, уставившись на темную поверхность камня с выражением лица настолько же твердым, как гранитные стены вокруг них. Остальные в ожидании начала обряда наблюдали за ней.
Затяжную ночную тишину нарушал лишь свист ветра на вершине горы. Нанетт вдыхала ароматы чабреца, розмарина и плавящегося воска свечи. Она закрыла глаза, успокоенная чувством привычности всего происходящего, защитой, которую давали стены пещеры, присутствием сестер, даже прочностью дремлющего кристалла в центре образованного ими круга. В этом уже была своеобразная магия, пришло ей в голову: в этом окружении, в этом ритуале, в их истории.
Луизетт по-прежнему молчала. Нанетт открыла глаза. Сестра продолжала неотрывно смотреть на камень, ее тонкие губы были плотно сжаты.
– Что-то не так? – прошептала Анн-Мари.
Луизетт покачала головой. Но не отрицательно, а как человек, который не может найти подходящих слов.
– Ты хочешь, чтобы кто-то из нас начал? – спросила Изабель.
Луизетт выдохнула и отбросила покрывало.
– Мы должны сделать что-то по-другому, – резко сказала она. – Что-то должно измениться, или для нас все потеряно.
– Богиня, помоги нам! – взмолилась Флеретт. Ее редко раздававшийся голосок казался лишь тонкой нитью, сотканной из звуков.
В это мгновение в животе Нанетт зародилось ощущение, напоминающее то, которое она испытывала в день, когда пошла первая кровь: болезненное и жгучее.
Внутри у нее все затрепетало. Ощущение вздымалось и усиливалось, заполняя собой грудную клетку, приливая жар к щекам и устремляясь прямо в мозг. Ее дыхание участилось, а руки непроизвольно потянулись к кристаллу. Одна из сестер предостерегающе вскрикнула, но другая тут же успокоила ее.
Нанетт шагнула вперед и опустила руки на гладкую поверхность кварца. Растопырив пальцы, она взглянула между них в глубину кристалла.
Сестры сомкнули круг плотнее, встав ближе, наклонившись вперед и прижавшись плечом друг к другу.
Нанетт не знала, откуда появлялись слова. Она слышала, как Луизетт, а иногда Анн-Мари читали молитвы почти четыре года. Она считала, что слова брались из гримуара, что они были записаны, но теперь…
Теперь слова возникли у нее в сознании, и она услышала себя, произносящую их твердым голосом:
О Мать, услышь же дочерей,в пути идущему скорейзапутай тропы, ум затми –дороги больше не найти.Она запустила руку в карман и вытащила четки, которые швырнул в нее священник. У ее подруги Миган были подобные – розарий с деревянными четками и грубым крестом, связанными вместе хлопчатобумажной нитью. Нанетт не очень понимала их назначение, но считала, что это, должно быть, какой-то ритуальный предмет – такой же, как свечи, травы и покрывала, которые использовали сестры. Она зажала четки в кулаке и бросила их в пламя свечи.
Пламя взметнулось вверх, став поначалу вдвое, а потом и втрое выше свечи. Четки почернели и обуглились, утопая в воске. Пламя неестественного происхождения поглотило крест. Руки Нанетт по-прежнему парили над кристаллом, и, пока четки пожирал огонь, в его глубине мерцал свет – сверкающая искорка, которая, казалось, смеялась над ней, как будто долго ждала этого момента.
Девушка наблюдала за танцующей в глубине камня искоркой, в то время как поверхность свечи стала черной от пепла, а фитиль истлел. И вдруг… Нанетт смотрела в него, в могущественный магический кристалл Урсулы, не отрываясь, и почувствовала, как его сила пронеслась по ее телу. Свет стал гаснуть – медленно, как бы нехотя, – но в пальцах рук и ног оставалось покалывание, а в животе – легкая боль: боль от ощущения энергии, силы и цели.
Боль от магии.
Никто не пошевелился и не произнес ни слова, пока Нанетт с шумом не втянула воздух, разрушая словно парализовавшие их чары. Отойдя от камня, она подняла взгляд на сестер.
Голова Луизетт была высоко вздернута, глаза победно сверкали. У Анн-Мари было потрясенное выражение лица, а Изабель прижала пальцы к губам. У Флеретт из глаз текли слезы и, высыхая, блестели на щеках.
– Что это было? – наконец выпалила Флоранс.
– Заклинание отвлечения, – ответила Нанетт, – как и хотела Луизетт. Чтобы отвлечь от нас внимание священника.
– Такого заклинания нет в гримуаре!
– Как и многих бабушкиных заклинаний, – прошептала Флеретт.
– Но… как ты знала, что нужно говорить и что делать?
– Это было вдохновение, – пояснила Луизетт, и ее низкий голос зазвенел среди гранитных стен. – Так же, как у бабушки. – Она обвела всех горящим взглядом. – Род Оршьеров продолжается!
* * *Сестры бесшумно спустились с горы и вернулись в дом. Из опасения разбудить мужчин им пришлось отказаться от привычного подслащенного медом молока. Каждая молча, крадучись отправилась в постель.
Даже оказавшись в своей спальне, Нанетт не могла уснуть. Совсем скоро должны были заблеять козы, но сна не было ни в одном глазу: она лежала в постели, дрожа телом и трепеща душой от радостного возбуждения после того, что произошло. Она была ведьмой. Настоящей, как бабушка Урсула, как и ее бабушка, как и все жившие ранее бабушки в семействе Оршьер. Кристалл, дремавший так долго, возродился к жизни из-за нее. Она чувствовала себя способной на все – сотворить что угодно, произнести любое заклинание из гримуара…
Как только они вошли в дом, Луизетт прошептала, обращаясь к ней:
– Будь осторожна, Нанетт. Заклинание может не сработать, хотя камень и отреагировал на тебя. У магии свои законы.
Но Нанетт сияла от самоуверенности. Ей было семнадцать, она была взрослой женщиной и признанной ведьмой. Она была абсолютно уверена, что Богиня услышала ее.
Она лежала, подперев рукой щеку, и наблюдала за тем, как звезды падают за море, пока не начали блеять козы.
Зевая, Нанетт спустилась вниз и, держа в каждой руке по ведру, направилась через сад в хлев. Несмотря на усталость, девушка улыбнулась окружившим ее козам и как будто впервые вдохнула их сладковатый сильный запах. Потом не спеша принялась доить, наслаждаясь шумом ударов струек молока по ведру и теплом, исходящим от коз ранним утром. Она испытывала удовольствие, ощущая себя более живой, чем когда бы то ни было.
Едва Нанетт справилась с работой и выпустила коз на пастбище, как услышала слабое мяуканье. Она остановилась, прислушиваясь, но звук не повторился. Без сомнения, это одна из обитающих в хлеву кошек забралась на сеновал в поисках мышей. Девушка поставила ведра на стол, накрыла и
