– Ты следишь за мной!
– Всегда, мисс Морвен.
– И доносишь моей матери?
Его лицо напряглось.
– Нет, – ответил он негромко. – Я не такой, чтобы рассказывать что-то леди Ирэн. Не такой.
Морвен с ужасом поняла, как сильно только что задела его чувства.
– Конечно, Яго, нет! Мне очень жаль. Я сказала это не подумав, – принялась оправдываться она.
Черты Яго расслабились, но все же он отвел взгляд в сторону.
– Все в порядке, мисс.
Она зашла в сбруйную.
– Только раз она спросила, а потом последовала за мной, словно все знала.
Лицо Яго снова напряглось.
– Она такая, – сказал он, – о многом знает.
– Прислуга говорит, что у нее «глаза на затылке».
– Прямо в точку.
Он не смотрел в ее сторону, но Морвен видела, как по его шее поползла краска стыда, и ей стало неловко.
– Яго… – прерывистым голосом начала она.
– Забудьте. Я ни слова не скажу о вашей матери.
Морвен поняла, что лучше не настаивать. По-прежнему испытывая неловкость, она направилась в конюшню, чтобы выпустить Инира.
Сегодня конь был на удивление неподатливым, и стоило больших трудов уговорить его стоять смирно. Он переминался с ноги на ногу и нетерпеливо махал хвостом, а едва Морвен уселась, пошел рысью к тропе у реки.
– Инир, – напомнила она, – тебе следует размяться для начала.
Но тот не слушал и бежал все быстрее. У Морвен было предчувствие, что Урсула звала его, как и ее. Осознание этого отвлекло девушку от тревоги за Яго.
Осенняя дымка покрыла холмы вдоль реки и сгущалась над разрушенным крепостным валом замка. Инир легко преодолел склон, перенеся Морвен из слабого солнечного света в нависающий туман. Она была рада, что не забыла надеть куртку и теплые носки.
Когда они достигли внешнего двора, она спешилась и отстегнула недоуздок. Конь смотрел, как она подходила к крыльцу по туману, клубящемуся вокруг ног. Из-за этого стены замка казались неясно очерченными, а трава и камни были влажными. Морвен смотрела под ноги и взглянула на крыльцо, когда оказалась всего лишь в нескольких шагах от него.
Бабушка ждала ее.
* * *– Ты вернешь хрустальный шар Ирэн?
Морвен и Урсула сидели на разрушенной стене, окружавшей замок. Инир пасся поблизости, поводя ушами, словно слушал их беседу. Туман рассеялся, осеннее солнце нагрело камни и залило нежным блеском реку у холма.
– Я сказала, что да.
– Да, ты дала слово, – кивнула Урсула. – Теперь, конечно, придется его сдержать.
Морвен кивнула.
– Мадам…
– Можешь называть меня grand-mère Урсула, Морвен.
– Мне этого хотелось бы. Я собиралась сказать, что, к сожалению, мне не удалось ничего тебе принести – ни чая, ни еды, ни…
– У меня есть еда. И чай. Не стоит обо мне беспокоиться.
Инир поднял голову и фыркнул в их сторону.
– Мой Арамис раньше так делал, когда хотел что-то сказать.
– Это Инир напоминает мне, что я должна тебя кое о чем спросить.
– Можешь спрашивать о чем угодно, дорогая. Я уже не в том возрасте, чтобы хранить секреты.
Морвен помолчала, старательно подбирая слова.
– Мне любопытно… ну, когда ты спросила маман обо мне… о том, кто подарил меня ей… Она не ответила, и я не понимаю, что ты имела в виду.
– Должно быть, это повергло тебя в замешательство. – Урсула откинула голову, подставляя лицо солнечным лучам. – Интересно, что Ирэн уже успела тебе рассказать, ma petite? Я имею в виду – о наших предшественницах.
– Немного. И я не знаю, что из этого правда, а что – нет.
На мгновение губы Урсулы презрительно скривились, и Морвен снова заметила сходство между ней и своей матерью.
Наконец Урсула заговорила:
– Я расскажу тебе все, ma petite, но это длинная история. Я начну с того, как… – Она помолчала. – Я очень любила свою мать. Я предала ее, хотя не собиралась этого делать. Я тоже не верила тому, что она мне говорила, но оказалось, что мама была права.
Глаза Урсулы заблестели.
– Так что же она рассказала тебе, grand-mère?
– Она сказала, что если бы они знали, кем она была, то убили бы ее. – Урсула повернулась, чтобы посмотреть Морвен в лицо. – Это правда, ma petite. Если они узнают, кто мы такие, то обязательно попытаются уничтожить нас.
Морвен вздрогнула.
Жесткая, сухая рука Урсулы опустилась на руку девушки, лежавшую на теплом камне, и погладила ее.
– Все будет в порядке. Мы знаем, как прятаться.
– Маман не знает… я имею в виду, она хранит хрустальный шар прямо в спальне!
– Ирэн знает, что делает, я полагаю. Она всегда это знала. – Урсула убрала прядь, упавшую Морвен на глаза. – А сейчас, ma petite, я отвечу на твой вопрос.
* * *Это был длинный рассказ, во время которого спина Морвен разболелась от продолжительного сидения на шершавом камне, но она не смела пошевельнуться, чтобы не прервать замечательный, ужасающий, захватывающий пересказ их общей истории. Леди Ирэн тоже что-то подобное говорила, но она всего лишь сухо перечислила имена и места, а также события. Теперь Морвен с благоговением внимала рассказу об отчаянной женщине, которая наложила заклятие, чтобы защитить свой клан, и удерживала его всю ночь, пока не иссякли силы. Она проливала слезы из-за одинокой могилы среди каменных столбов Бретани. У нее захватывало дух от истории путешествия клана в Корнуолл и образования Орчард-фарм, которое предсказывала еще та бабушка. По словам Урсулы, клан полагал, что дар пропал со смертью старой Урсулы, но однажды ее мать посредством магии призвала к себе мужчину, который подарил ей дочь.
– Угасания нашего ремесла мы опасаемся больше всего, – пояснила она. – Сила передавалась от матери к дочери, а у меня было пять тетушек со скудным даром. И только моя мать передала мне его, надеясь, что на ней не наступит конец.
Урсула рассказала Морвен и свою историю: описала бездетный брак с Моркумом, жизнь, наполненную заботами о хозяйстве, призналась, что ее неверие в колдовство улетучилось, как только хрустальный шар открылся для нее. Морвен расплакалась, услышав, что ее прабабушка Нанетт была сброшена со скалы, и злилась на Моркама за его участие во всем этом.
Девушка понимала, что побег Урсулы оказался успешным, и у нее дух захватывало от описания путешествия на Арамисе, предке Инира. Она восхищалась преданностью Себастьена, своего дедушки, который последовал за Урсулой в Уэльс и навещал ее, как только выпадала возможность.
– Ирэн негодовала, – с печальным смирением рассказывала Урсула. – Она считала, что он должен жить дома и стать прилежным отцом. Но он не был работником, мой Себастьен. Его руки были мягкими, как твои, ma petite. Он играл на арфе, и его голос был самым благозвучным в мире. Твоя мать хотела, чтобы он забрал ее с собой, научил петь
