Когда гуляние закончилось, Федька увел своих людей в острог, где они стояли, и задумался, что делать дальше. Ахмет все не появлялся, а самого Панина неудержимо потянуло к знакомому дому с лавкой. Умом он понимал, что Михальский дал ему хороший совет, но желание увидеть Алену было сильнее. Хорошенько подумав, парень скинул нарядный мекленбургский кафтан и надел обычный полушубок. Сабля с такой одеждой не вязалась, и он оставил ее. Сунув за пазуху пистолет и пристроив под полой подаренный Михальским длинный кинжал, боярский сын опоясался кистенем и направился в слободу, где проживал Пушкарев. Совсем без оружия ходить по улицам Москвы было сущим безумием. Тати хотя и притихли в последнее время, но совсем свой промысел не забросили, и поутру стражники частенько продолжали находить раздетые донага трупы запоздалых путников. Ради праздника улицы еще не перегородили рогатками, и Федька без помех добрался до заветного дома. Лавка, разумеется, была закрыта, но Панин туда и не собирался. Еще в один из прошлых приходов он заприметил не вырубленное до сих пор дерево, стоявшее вровень со стрелецким теремом. До тына от дерева было далеко, потому, как видно, его и не срубили. Но вот окошки женской половины пушкаревского дома смотрели как раз в эту сторону, и парень решительно полез вверх. Как и следовало ожидать, в маленькие оконца, забранные слюдой, видно ничего не было, и Федор почувствовал себя последним дураком. Собравшись уже слезать, он услышал топот многих копыт и притих в надежде, что его не заметят. Всадники, подъехавшие к стрелецкому дому, ничего замечать и не подумали, а заехали внутрь в гостеприимно распахнутые для них ворота. Похоже, к стрелецкому полуголове приехали гости. Кто это, Панин не знал, но, обладая от природы острым зрением, различил, что среди приехавших были люди и в русской и в немецкой одежде. Рассудив, что это кто-то из царевых людей, с которыми водил дружбу Анисим Пушкарев, или даже сам Вельяминов, парень решил уходить. Скользнув с дерева, он быстро побежал вдоль заборов, стараясь уйти как можно быстрее. Отбежав на изрядное расстояние и повернув за угол, боярский сын едва не налетел на прятавшихся за ним людей.
– Чахлый, нечистая сила! – выругался вполголоса один из них, очевидно приняв Федьку в темноте за кого-то другого. – Ты чего прешься как скаженный, еще тревогу поднимешь. Как там, у лавки стрелецкой, все тихо?
– Все, – односложно буркнул Федор, сообразивший, что дело нечисто.
– А эти приехали? – продолжал расспрашивать незнакомец.
– Приехали.
– А что у тебя с голосом? – подозрительно спросил второй, и тут же воскликнул: – Да это же не Чахлый!
О том, что перед ним тати, боярский сын догадался сразу, а теперь, когда один из них схватился за кистень, а второй выхватил нож, сомнений и вовсе не стало. Если бы раньше на Федьку напали два вооруженных человека, вряд ли бы он с ними сладил, однако Корнилиевы уроки не прошли даром, и прежде чем разбойники успели что-то сделать, он выхватил кинжал и воткнул его в бок одному из противников, увернувшись тут же от кистеня. Второй тать попробовал было позвать на помощь, но узкое лезвие с хрустом пробило гортань, и он, так и не успев ничего крикнуть, упал, захлебываясь кровью. Убив разбойников, Панин на мгновение задумался. Было очевидно, что тати набрались наглости и собрались напасть на лавку стрелецкого полуголовы, известного своей удачной торговлей. Собравшись возвращаться, Федька услышал, как за углом скрипит снег под ногами спешащего человека. Видимо, возвращался из разведки тот самый Чахлый. Едва тот показался из-за угла, парень накинул ему на горло, как удавку, ремешок своего кистеня и прижал к тыну.
– Жить хочешь? – спросил он соглядатая. – Говори, что за татьбу затеяли.
– Не убивай, – заскулил тот, – все скажу, только не убивай!..
– Говори!
– Подрядили нас стрелецкую лавку и двор ограбить. Да всех, кого в доме найдем, убить.
– Кто подрядил?
– Не ведаю! Вот тебе крест, не ведаю. Боярин какой-то с атаманом уговаривался да своих людей на подмогу обещался привести.
– Какой боярин?
– Да я почем знаю, я с боярами в думе не сиживаю.
– А ему какая в том корысть, неужто обнищал так, что за разбой взялся?
– Да иные бояре до татьбы более нас охочи, только на сей раз сказано было, что все добро, какое только ни сыщем, – наше. А у стрельца сего нынче гость некий будет, так у боярина на него обида великая. Меня и послали следить, приехал сей гость или нет.
Услышав все это, боярский сын более не раздумывал, а, заколов незадачливого татя, бросился обратно к пушкаревскому двору. Замолотив в ворота рукоятью кинжала, он стал вызывать сторожей.
– Кого, прости господи, нечистый принес? – раздалось из-за тына.
– Я Федор Панин, боярский сын, бывал здесь почасту, меня хозяин знает!.. – сбивчиво стал говорить Федька.
– Какой такой Панин? Иди протрезвей, болезный. Разве в такой час по гостям ходят!
Боярский сын в отчаянии оглянулся. Казалось, из темноты со всех сторон тянутся щупальца неведомого чудовища и вот-вот схватят его.
– Слово и дело государево! – решившись
