О том, что Гюнтер знал и раньше, знал и скрывал.
– Натху! Вон отсюда!
Понял, вопил Натху во всю глотку, верней, во всю мощь своего разума. Понял! Не боюсь! Похоже, его зациклило на этих словах – последних, какие слышал от сына Гюнтер, прежде чем ввязаться в свалку.
Пройди малыш обучение, которым могли похвастаться кавалер Сандерсон и комиссар Рюйсдал, он нашел бы сотню иных способов совладать с брамайном. К несчастью, учился Натху не в специнтернате «Лебедь», у опытнейших преподавателей, а в открытом космосе, у стаи хищных флуктуаций, и действовал он, как волновой хищник, застигший лакомую добычу врасплох. Рихард Шпрее, капитан несчастной «Вероники», подтвердил бы, что это правда, останься в капитане хоть капля здравого смысла, чтобы подтвердить что-нибудь. Угодив в когти маленького обжоры, брамайн истекал всем, что чувствовал, испытывал, переживал, от ярости до любви к Родине. Вряд ли сейчас он был способен к боевым действиям. Любой волевой посыл без промедления выхлестывал наружу, превращаясь в пищу, удваивавшую силы агрессора.
Гюнтер уже готов был кинуться вперед, ухватить сына за шкирку, оторвать от жертвы, но вовремя вспомнил, что бывает, когда старший, более опытный ментал силой разрывает контакт пси-донора и реципиента. Учитывая специфику Натху, последствия грозили двоим, слившимся в одно, обширным кровоизлиянием в мозг.
– Прекрати!
Кабинет Тирана, вспомнил Гюнтер. Ну да, конечно. Дверь открылась в кабинет Тирана, я уже бывал тут, ошибка исключена. Линда там; вернее, Линда здесь. В кабинете находится ее тело: обмякшее, не способное к сопротивлению. Комиссар Рюйсдал, вы должны моему сыну – опоздай он на жалкую долю секунды, и брамайн пристрелил бы вас без сожаления.
– Бреслау!
Гюнтер надеялся, что Тиран тоже в кабинете. Что он услышит вопль, транслируемый ему кавалером Сандерсоном, услышит и подчинится.
– Бреслау, не высовывайтесь! Спрячьте комиссара!
На миг Гюнтер почуял Тирана. Их разумы соприкоснулись: возбуждение, нервный тремор рук, кипение адреналина в крови.
– Нет!
Тело медленней рассудка. Гюнтер уже знал, что сейчас сделает Ян Бреслау, и кричал, кричал, кричал, вместо того чтобы перехватить управление двигательными центрами Тирана. Запреты, культивируемые всю сознательную жизнь, намертво въелись в мозг – то, что кавалер Сандерсон без колебаний делал с врагами, он не сумел сделать с человеком, к которому не испытывал вражды, а потом стало поздно.
Тиран выстрелил.
Доспех брамайна лопнул, вспух крохотным ядерным грибом, и смерть хлынула в рот Натху.
Контрапункт
Что дальше, или Все дерьмо мира
Я легко могу представить себе семинар «Учись радоваться!». Но я знаю крайне мало людей, способных там преподавать. Зато учителей ненависти и вражды, язвительности и ядовитости – хоть отбавляй.
С другой стороны, болото всегда больше лотоса.
Тераучи Оэ. Шорох в листвеЕдкая вонь царила на всех этажах, снизу доверху. От запаха паленой изоляции першило в горле, слезились глаза, свербело в носу. Вентиляция не работала. Ничего не работало: компьютеры, связь, системы наблюдения, электронные замки, лифты, освещение… Реактор, сволочь, заглох. Резервные системы питания умерли, не успев включиться. Иссякли в ноль батареи, аккумуляторы, любые другие источники энергии. Персональные коммуникаторы, аварийные фонари, лучевики – все превратилось в бесполезный хлам.
Долго куковать во тьме не пришлось – помощь подоспела быстро. О, счастье! Такое счастье, что удавиться впору. Если Тиран о чем и думал, взбираясь по ступеням, так о крюке, петле и мыле. Он бы застрелился, да ничего не стреляло.
Счастье в составе двух рот спецназа и особой бригады спасателей подняли по тревоге. Это случилось ровно через две минуты после того, как подземный исследовательский центр замолчал, не отвечая на запросы и не подавая признаков жизни. Одиннадцать минут, и все были на месте.
Тирану выдали фонарь. Яркое пятно света подпрыгивало в такт шагам, выхватывало из тьмы лестницу, панели стен. Пластик бликовал, добавляя картине инфернальности. Сверху раздавались голоса спасателей, шарканье подошв, скрежет металла.
– Сюда ставь, к стене. Да, вот так.
– Подсоединяю.
– Под ноги смотри!
Глухой стон.
– Тут живой!
– Медиков на минус третий! Быстро!
– У нас раненый!
Выше по лестнице дробно загрохотали шаги. Тиран вышел на площадку минус третьего, остановился перевести дух. Старею, подумал он. Выключил фонарь: здесь уже установили переносную систему освещения. Стерильно-белый свет резал глаза. От света пахло бедой и тревогой. Как свет может иметь запах, Бреслау не знал, но ощущениям своим доверял.
Из холла перед лифтом буквой «Т» расходились три коридора – как и на всех этажах бункера, кроме самых нижних, технических. Здесь царила деловитая суета. Люди в синих комбинезонах техников ставили оборудование, тянули силовые кабели и волноводы. Люди в черной форме спецназа, вооруженные до зубов, с лицами, скрытыми под забралами шлемов, заканчивали осмотр помещений. Люди в светло-зеленых комбинезонах медиков укладывали раненого на носилки с антиграв-подвеской, готовили инъекцию. Кто-то орал в уником, отдавал распоряжения насчет транспорта. Криминалисты в сером осматривали трупы, делали снимки, замеры. Один присел возле темного пятна в форме человеческой фигуры: брал образцы для анализа.
Все были заняты делом, кроме него, Яна Бреслау. Он свое дело провалил с треском. Последствия разгребут другие. В том, что его отстранят – уже отстранили! – Тиран не сомневался. Что дальше? Обвинение, трибунал, приговор? Что же, дружок, ты это заслужил. Все лучше повторного визита Скорпиона.
Вздохнув глубоко, Бреслау закашлялся. Вонь изоляции никуда не делась. Одно хорошо: она забивала смрад горелой плоти, который должен, просто обязан был тут витать. Уж лучше изоляция…
За спиной раздалось пыхтение усталой бегемотихи. На площадку выбралась адъюнкт-комиссар Рюйсдал – и тоже погасила фонарь. Не говоря ни слова, Линда обвела взглядом безрадостную картину. Казалось, женщина фиксировала происходящее на камеру, для отчета.
– Кавалер Сандерсон не обращался к вам с просьбой? – отдышавшись, спросила Линда. – Я имею в виду, с личной просьбой?
– Какой именно?
– Например, о переводе.
– Что за глупости? Куда бы мы его отсюда перевели?
Прежде чем двинуться наверх, Тиран с комиссаром спустились на минус девятый. К тому времени этаж вдоль и поперек обыскали спасатели. Насмерть перепуганных нянь, техников и врачей эвакуировали. Запертую дверь детской взломали. Внутри обнаружился умеренный беспорядок: игрушки разбросаны по полу, кровать дыбом, на блюде – три огрызка и надкусанное яблоко. Ни живых, ни трупов, ни следов борьбы, огня или взрыва. Угол простыни, свисавшей с кровати, чуточку обгорел, но это не в счет.
Сандерсоны, отец и сын, исчезли.
Тирану представилось невозможное: пока охрана воюет с налетчиками, предприимчивый кавалер Сандерсон под шумок забирает сына и уводит сквозь огонь сражения в безопасное укрытие. Куда? Да куда угодно! К бабушке, например. Лишь бы подальше отсюда.
К бабушке? К чертовой бабушке!
– Я говорю о
