Ребенком, даже завязавшись в узел, Натху нравился Гюнтеру больше.
На пригорке, скрестив ноги так, что хоть врачей вызывай, сидел аскет-брамайн. Темная кожа, синяя шея, густая борода аккуратно подстрижена. Гриву цвета растопленной смолы аскет стянул на темени в натуральный куст. Шкура леопарда через плечо, чешуйчатый пояс в виде кобры…
Пояс обиделся.
Пояс вскинул голову.
Пояс раздул капюшон и зашипел на тупого кавалера Сандерсона, неспособного отличить живую змею от галантерейной подделки. Кавалер Сандерсон показал кобре средний палец. Я не в себе, мысленно уведомил он мнительную рептилию. У меня шок. Стресс. Упадок сил. Реактивный психоз. Мне нужно есть. Вот ягодка. Вот другая, третья. Глюкоза, фруктоза, органические кислоты. Витамины, каротин. Микроэлементы. Надо восстановить силы. В здоровом теле здоровый дух. На месте сорванной земляники возникала новая, далеко тянуться не приходилось. Ну да, звезда продолжает излучать, ее энергия не убывает, сколько ни поглоти. И зачем тогда, спрашивается, фаги нападают на корабли? Дармовой пищи – полная Ойкумена, так нет, лезут к нам, людям, нарываются…
Ты забиваешь мозги чепухой, сказал Гюнтер-медик Гюнтеру-невротику. Вытесняешь в бессознательное смысл травмирующего события и связанные с ним эмоции. Блокируешь страх, скрывая факт негативного опыта. Возводишь стену из мишуры, отгораживаешься от реальности. Слишком сильное потрясение, да? Ты не готов взглянуть правде в глаза. Правде, воскликнул Гюнтер-невротик. Правде, значит?! Сам гляди ей в глаза, твоей долбаной правде…
Его деликатно тронули за ногу.
– Отвали! Пошел вон, скотина!
Гюнтер дернул ногой, но криптид упорствовал. В животе начала таять ледышка страха. Это он, гад, еще деликатничает! Щупальца, клюв… Хищник! Нельзя паниковать. Звери чуют страх. Флуктуации чуют страх. Нельзя паниковать…
Паника?!
Гюнтер поднес к губам витую раковину. Привычная, знакомая до последнего отверстия дудочка обернулась красавицей-раковиной, и кавалер Сандерсон принял это как данность, без размышлений. Он направил перламутровый раструб на зарвавшегося криптида и дунул в узкое горлышко. Раздался трубный звук панической атаки. Воздух между человеком и флуктуацией заколебался, пошел волнами. Гюнтер дунул еще раз, добавив низких частот: ряд когнитивных и поведенческих нарушений. Криптид отдернул щупальце, блюдца его глаз подернулись мутной поволокой. Вот, хихикнул Гюнтер-невротик. Вот, смотрю в глаза правде! Он дунул снова, уже сильнее. Но вместо того чтобы в ужасе задать стрекача, проклятый спрут растянулся на траве. Блаженствуя, он раскинул щупальца, став похожим на туриста, загорающего на знаменитых пляжах Йала-Маку. В лоснящейся шишковатой башке криптида открылась кожистая воронка, внутри которой вибрировала тонкая мембрана. Едва затих последний отзвук паники, флуктуация зашевелилась. «Еще давай!» – требовали движения и взгляд наглеца.
Гюнтер дернул ногой, но криптид упорствовал.
Плохо понимая, что делает, Гюнтер повторил атаку.
Вокруг собралась вся стая. Земляника больше не интересовала спрутов. Жадно распахнув воронки, они ловили ужасную песнь раковины. Особенно пришлись им по вкусу боязнь шизофрении и деперсонализация. По телам благодарных слушателей пробегала мелкая дрожь – не иначе пароксизм наслаждения. Едва кавалер Сандерсон успокоился, выяснив, что лично его никто есть не собирается, раковину в руках Гюнтера сменила свирель – девять стволиков тростника, стянутых кожаными ремешками и скрепленных накладкой из кости. Покой, пела свирель. Радость. Умиротоворение. Покой, щелкали клювы. Радость.
Еще давай!
Даю, согласился Гюнтер. Выходит, друзья мои, вы любите и перец, и сахар? Для вас эмоции – деликатес. А я для вас кто? Рог изобилия, откуда сыплются вкусняшки? Вы же не станете резать курицу, несущую золотые яйца? Покой, радость…
Радость накрыла его с головой. Радость удвоилась – теплая морская вода, чистое детское чувство.
– Ты дудел, папа! Ты очень страшно дудел!
– Натху?
– Я чуть не убежал. Дуди, как сейчас!
– Натху?! Ты разговариваешь?!
Гигант-питекантроп пожал широченными плечами:
– Мы и раньше разговаривали.
IIВихрь мыслей пронесся в голове Гюнтера. Вихрь в космическом смысле – в большом теле все происходило на световых скоростях. Да, напомнил Гюнтер-медик. Да, вы с Натху общались. Шел обмен: эмоции, образы, ощущения. Сейчас он продолжает общение по тому же принципу. Вот откуда недоумение: для мальчика ничего не изменилось. Просто теперь твой разум, уйдя в волну, работает быстрее, сильнее, оперативнее. Переводит чувственные пакеты сына в слова, в связную речь…
Он перепутал инициации, закричал Гюнтер-невротик. На Ларгитасе мальчик был менталом, антис в нем спал, был законсервирован. В космосе, там, где мальчик – полноценный антис, все должно быть наоборот! Здесь будет законсервирован ментал…
Гюнтер-медик пожал плечами. С чего бы это, приятель? Даже в космосе, утратив примитивный речевой аппарат малого тела, антисы сохраняют способность к общению. Они беседуют, координируют действия, вступают в спор. Каким, собственно, образом? Не акустическими же колебаниями, в самом деле?! Что это, если не телепатия?! Я уже не говорю о наших друзьях криптидах… Если флуктуации жрут эмоции так, что за ушами трещит – разве они не натуральные менталы?!
«Антис в большом теле – это подвижный, энергетически насыщенный разум, способный к перемещению между материальными объектами и активному воздействию на окружающую среду. Ментал в рабочем состоянии – подвижный, энергетически насыщенный разум, способный к перемещению между психическими объектами…»
Антисы – телепаты? В большом теле все антисы – телепаты?! Просто им забыли об этом сказать? А кто бы им сказал?! Да еще в открытом космосе?! Антисы рождаются только у энергетов, менталы – у техноложцев или варваров. Если антисы – менталы и даже не подозревают об этом, то не может ли быть так, что мы, менталы – антисы, и тоже об этом не подозреваем?!
Сколько еще открытий пошло прахом, потому что мы не желаем делиться секретами?!
– Папа?
От Натху пахнуло тревогой. Те миллисекунды, что ушли у Гюнтера на ворох мыслей, галлюцинаторный комплекс превратил в добрую минуту, если не больше.
– Все в порядке, малыш. – Язык не поворачивался звать малышом косматого исполина. – Твои друзья обжоры. Они готовы кушать с утра до ночи. Я не могу все время играть для них.
– Ты им нравишься, папа. Ты живой ням-ням.
Схватив булаву, Натху погрозил криптидам. Из глотки питекантропа исторгся громовой рык. С очевидной неохотой спруты вернулись к сбору земляники: казалось, детям после конфет выставили на стол кашу. Тем не менее ослушаться вожака никто не посмел.
– Вы действительно его отец. Теперь я вижу.
Темнокожий аскет сменил позу. На коленях у него лежал трезубец: черный, под цвет волос. С таким изображают чертей в детских мультиках. Самое то, согласился Гюнтер. Для убийцы-брамайна, явившегося за Натху, лучше не придумаешь.
– Гюнтер Сандерсон, надо
