Нет, возражает гуру. Вас нет, вы – ложь.
Цепи истончаются. Исчезают. Растворяются солью в воде. Одна привязанность держится дольше всего: одержимость целью. Труднее всего забыть о путеводной звезде, что вела тебя долгие годы. Как погасить звезду? Сперва забудь, что это трудно. Потом забудь, что это нужно. Забудь, что значит «медитация». Забудь, что значит «забыть».
Да, подтверждает гуру. Забыть – выйти за бытие.
Вот ты, линия жизни. Исчезающе короткий отрезок на ладони мироздания. Путеводная нить. Дорога вспять, назад по оси времени…
Препятствие.
Нить жизни завязана в уродливый узел. Все, что лежит по другую сторону узла, доступно: бой в бункере, расширение ауры, высадка на Ларгитас, знакомство с Марвари, визит к генералу, годы ученичества, детство – вплоть до самого рождения. Картины сменяют друг друга: живые, объемные, со звуками, запахами, тактильными ощущениями. Куцый фрагмент, ведущий к мигу под названием «сейчас», также доступен: привал, земляничные поля, оскорбительное присутствие ларги…
Все, кроме узла.
Узел. Известковый нарост. Яйцо в скорлупе. Дефект, аномалия. Скорлупа не поддается. Раковина не желает отдавать взлелеянную жемчужину. А если это ороговевший гнойник? Что, если вместо птенца или жемчужины наружу извергнется зловонный яд? Осквернит, отравит всю жизнь от начала до конца?!
Оm·kār, произносит гуру. Оm·kār ādināthāya namah․…
И кричит от боли.
* * *Его вышвыривает прочь, в кровь и зелень, в земляничные поля. Сияет золотое острие – пик из слоновой кости. Сидящий напротив ларгитасец моргает, приходя в себя. Утирает ладонью испарину, выступившую на лбу, хрипит:
– Вижу, вы тоже потерпели неудачу.
Странно, отмечает гуру. В голосе ларги нет злорадства. Только усталость и сожаление. Ответа Гюнтер Сандерсон не ждет. Он морщит лоб, собирается с духом и наконец решается:
– Не скрою, мне отвратительно иметь с вами дело. Я предпочел бы находиться как можно дальше от вас. Желательно – на другом краю Ойкумены…
– Не советую, шри Сандерсон. Хотите жить? Оставайтесь здесь.
– Вы мне угрожаете?
– И в мыслях не было. Вы раньше выходили в большое тело?
– Нет. А вы?
– Выходил, в составе колланта. Я знаю, что это такое. Сейчас вы, я и Натху – единое целое. Нетипичный, возможно уникальный, но, без сомнения, коллант. Стоит одному из нас разорвать связи, удерживающие нас вместе, – и мы оба погибнем. Натху ничего не грозит, он антис. Он самодостаточен. Но мы с вами – нет.
– Уверены?
Гуру пожимает плечами: хотите – проверьте.
– Хорошо, – ларгитасец досадливо дергает щекой, – я вам верю. Раз уж нам друг от друга никуда не деться… Хотите узнать, что случилось в бункере?
Гуру кивает.
– Это важно для нас обоих. – Получив согласие, шри Сандерсон берет быка за рога. Он возбужден и напорист. – В одиночку нам не справиться. Наша память заблокирована, мозг возвел защитный барьер, спасаясь от шокового потрясения. Я знаю, о чем говорю: я пситер, пси-терапевт. Я уже сталкивался с подобными случаями. Вы правы, мы не флуктуации континуума. У нас нет времени учиться их способу переживания. Я предлагаю иной способ, мой собственный.
Гуру осторожен. Его, как и ларгитасца, не слишком вдохновляет идея сотрудничества, пусть разового и вынужденного.
– Ваш способ? – спрашивает Горакша-натх. – Какой именно?
V– Не верю, – сказал генерал Бхимасена. – Нет, не верю.
Он стоял на смотровой площадке, лицом к Грозовому Облаку – Балахаке, крупнейшей из четырех столиц Чайтры. За спиной генерала возвышался Мемориал Скорби: в день поминовения павших, а также по выходным тут было не протолкнуться от желающих возложить венки и гирлянды цветов. Скорбь – страдание, а значит, увеличение энергоресурса. Коллективное страдание увеличивало ресурс с поправкой на коэффициент Дакши от полутора до двух процентов сверх нормы. Страдание публичное добавляло еще восемь десятых процента. Сегодня, в будний день, Мемориал пустовал. Лишь в парке, разбитом вокруг, звенели детские голоса – школьников привели на экологическую экскурсию. Для ребятни парк представлял куда больший интерес, чем все памятники Ойкумены. О, бамбуковые рощи! Великанши-араукарии! Вау, птицы-носороги! «Обратите внимание, – бубнила учительница, – на шум их крыльев. В докосмическую эру с таким звуком к станции приближался поезд…»
Учительницу никто не слушал.
Разгром под Вайшакхой, в память о котором был воздвигнут Мемориал, давно стал легендой, мифом, подобным тому, как могучий Рудра выпил яд, грозивший отравить Вселенную. Сказать по правде, Рудра, пьющий отраву, вдохновлял детей лучше позорной схватки за Вайшакху. Победители в цене, и горе побежденным! Да, подумал Бхимасена. В школе я тоже скучал на уроках истории. «Цивилизация брамайнов возникла на Чайтре, шестой планете звезды Атман в созвездии Слона (область Хобота), со временем распространившись на пригодные для жизни планеты Хобота и Головы – Вайшакху, Шравану, Карттику, Магху и Пхальгуну…» И позже, в военном училище: «…интерес рабовладельцев Великой Помпилии к Вайшакхе с ее многочисленным, быстро растущим населением привел к ряду масштабных боевых столкновений, в частности к гибели 1-го Чайтранского флота. Лишь военно-торговый союз, заключенный его величеством Аламбусой Мудрым, махараджей расы Брамайн, с Хозяевами Огня, смог предотвратить превращение Вайшакхи в так называемую „грядку“ – базу поставки рабов. Объединенным флотам брамайнов и вехденов удалось остановить противника, после чего отдельной резолюцией Совета Галактической Лиги…» Двадцать лет назад брамайны вернули долг сполна. В секторе вехденов начались волнения – мятеж на Фравардине, бунт сепаратистов на Михре. Проблемы усилил общий коллапс экономики, и помпилианцы с радостью урвали бы себе кусок от рушащегося колосса, если бы не знаменитое терпение брамайнов, закрывших глаза на то, что Хозяева Огня были не в состоянии выполнять торговые соглашения. Брамайны поддержали бы союзников и в военном отношении, но, к счастью, это не понадобилось. Вехденов спас их лидер-антис: вступив в битву под Михром, Нейрам Саманган разнес вдребезги Квинтилианский галерный флот, уже вошедший в систему.
Антисы не воюют, если они не защищают Родину. Антисы чистят космические трассы. Антисы спасают корабли всех рас Ойкумены, не делая между ними различий.
Антисы не предают.
– Не верю. – У генерала дрожали руки. – Антис-предатель?
– Мы были против, – напомнил Вьюха. – Открытая высадка на Ларгитасе, контакт с научной разведкой, с теми, кто держал Натху в заточении… Мы сказали ему, что это граничит с изменой.
– И что?
– Он не послушался.
– Вы могли его остановить?
– Силой?
– Да.
Вьюха побледнел. Кожа его сделалась пепельной, словно Вьюха на манер капаликов, йогинов-радикалов, умастил ее прахом, оставшимся от сожжения трупов. Стоявший рядом с ним Капардин хрустнул пальцами. И еще раз, и еще, как если бы хотел сломать себе суставы. Кажется, идея силового противостояния взрослых антисов расы Брамайн грозила обоим помешательством.
– Ладно. – Генерал поспешил уйти от опасной темы. Меньше всего Бхимасене хотелось увеличить число свихнувшихся антисов. – Это не имеет значения. Кешаб на Ларгитасе, и он способен наговорить лишнего. Проклятье! Я не удивлюсь, если он решит дать показания против нас. Мир сошел с рельс, я уже ничему не удивлюсь.
– Удивитесь, –
