Старые казармы…
Внутрь зданий девушка не пошла, побродила вокруг, по залитому лунным светом плацу, отошла к ограде, полюбоваться с высоты холма на бухту, как вдруг услышала за спиной ехидный голос:
– Не спится?
Улыбнулась и, не оборачиваясь, ответила:
– Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на сон. Или сериалы. Или глупые споры…
– На что нужно тратить жизнь?
– На эмоции и чувства. На то, что недоступно мёртвым.
Следующий вопрос прошелестел чуточку обиженно:
– Откуда ты знаешь, что я мёртвый?
Похоже, кое-кто хотел устроить ночной гостье сюрприз и теперь расстроился.
– Мы оба знаем, что ты не мёртвый, – усмехнулась девушка. – Мёртвым может быть только тело, а ты – бесплотный. Но тоже бесчувственный.
Он бесшумно возник справа, потому что бесплотный, и представился:
– Жан-Люк.
– Марси.
– Очень приятно, – он церемонно поклонился и поцеловал девушке руку.
Бесплотно и неощутимо. Но элегантно.
В лживом лунном свете призрак казался почти настоящим – чёрные ботинки с белыми гетрами, красные брюки и кепи с вышитым номером полка – 90. Вместо шинели – белая сорочка, видимо, из-за жары. Черноволосый, с лихо подкрученными усиками, не старый, лет сорока на вид… Но безмерная грусть в глазах, грусть, совершенно невозможная для живого, и некоторая прозрачность чётко указывали на то, что рядом с Марси появился призрак.
– Я слышала о вас, Жан-Люк.
– И приехала посмотреть? – в его голосе вновь скользнула обида: туристы частенько забредали в Лазаревские казармы в надежде хоть краешком глаза увидеть знаменитое привидение. Француз, конечно, привык, но ему не нравилось ощущать себя экспонатом.
– Я приехала на смех моря.
– Море радуется тому, что будет.
– А что будет, Жан-Люк? – заинтересовалась девушка. – Ты что-нибудь видишь?
– Нет, – развёл руками призрак. – Никто не знает, что будет. Но море всегда радуется тому, что будет, потому что то, что было, спрятано в его глубинах.
– Море огромно и помнит всё.
– Море помнит каждую секунду мира, – уточнил Француз и с важным видом поднял указательный палец, на мгновение став похожим на школьного учителя.
– Зачем ему такая память?
– Морю интересно… – объяснил Жан-Люк. Покусал ус и спросил: – Ты приехала поглазеть на призрака Лазаревских казарм?
– Я ведь сказала, что нет.
– Тогда зачем?
Он был любопытным. Или просто заскучал в казармах за полторы сотни лет.
– Зачем? – девушка глубоко вздохнула и улыбнулась спящей бухте. – Я приехала в город, где смеётся море. В город, старый и сильный, в крепость, знавшую много грусти, но не ставшую угрюмой. Я приехала в город, где гордость – это принцип.
– Это славный город, Марси, а там, где слава, там всегда кровь, такой уж у людей закон, – отозвался Француз. – Здесь мало земли, песка… здесь камень. И кровь пропитывала его веками. Зачем ты здесь?
– Не знаю.
– Я тоже не знал, – он задумчиво улыбнулся. – Нас погрузили на корабль и отправили воевать. Мы хотели сюда прийти, а русские не хотели уходить. Мы добавили много крови к здешним камням… и своей, и русской.
– Наверное, тяжело быть призраком в чужой стране? – обронила Марси.
Не ожидала, что услышит ответ, но Жан-Люк разговорился и, похоже, не мог остановиться.
– Трудно было первые семь лет, пока я не научился бегло говорить по-русски. До этого все признавали во мне француза и относились с неприязнью… Однажды чуть не распылили: вызвали батюшку и окропили казармы святой водой.
– Как же ты выкрутился? – улыбнулась девушка.
– Неделю сидел в подвале госпиталя, – рассказал Жан-Люк. – Потом вернулся.
– Зачем?
– Привык. – Он помолчал, тоже глядя на бухту. – Я несколько раз хотел пробраться на какое-нибудь судно и вернуться во Францию, но оставался.
– Привык? – эхом спросила Марси.
– Я до сих пор не знаю, почему остался, но верю, что не просто так. Должен быть смысл в том, что Лазаревские казармы стали моим домом.
– Ты обрусел, Жан-Люк, и стал во всём искать смысл.
– Разве его нет? – удивился призрак.
– Он есть, – подтвердила Марси. – И мне жаль, что ты не нашёл его, до того как погиб.
– Не всем везёт… Чёрт!
Мощный поток света ударил им в спины и отшвырнул призрака прочь. Бесплотный едва не улетел в холодное железо ограды, но в последний момент ухватился за ветку дерева и повис, не в силах ничем помочь девушке.
– Отпустите! – крикнула она, пытаясь вырваться. – Пустите!
Но в ответ – лишь сопение. Подкравшиеся здоровяки стянули руки Марси пластиковой петлёй, накинули на голову чёрный мешок и потащили к воротам, за которыми их ждал большой внедорожник.
* * *«Форнеус! Друг мой! Брат мой! Я приду! Где бы ты ни был – я отыщу тебя! Кем бы ты ни стал – я приму тебя. Если тебе плохо – спасу, если хорошо… если тебе хорошо, я хочу быть рядом с тобой, Форнеус…»
Они познакомились на Крите, который тогда был турецким, на тёплом южном берегу, полном изящных скалистых бухт, в которых так приятно уединяться: на день, на неделю, даже на целый месяц… И они провели в уединённом доме целый месяц, не замечая времени и позабыв о мире. Форнеуса тогда нанял ближневосточный принципал – помочь турецкому султану укрепить власть на море, а Фокалор путешествовал, испросив у своего тогдашнего господина годичный отпуск. Их встреча показалась случайной, но выглядела предопределённой. И встретившись, они уже не расставались.
С Крита Форнеус и Фокалор отправились в Венецию, перезимовали, повеселились на карнавале, после чего вернулись в Англию, откуда направились осваивать новый континент. И вот там, во время войны, когда Молох объявил себя независимым от Мамона, случилась беда – все морские демоны поддержали Мамона. А Шаб неожиданно для всего Отражения поддержал Молоха и помог ему укрепиться. Поговаривали, что Мамон был слишком большим другом Элизабет, но легкомысленная Древняя не стала его защищать…
Как бы там ни было, Шаб покрошил морских демонов в питательный планктон, а Форнеуса, их гордого предводителя, пленил.
И потянулись годы разлуки…
И каждый день – словно удар ножом в сердце.
Каждый день Фокалор открывал глаза с мыслью о Форнеусе… Иногда начинал злиться, клял себя за слабость, гнал воспоминания прочь, пил, забывался в вине и наркотиках… Но на следующее утро первая мысль была о Форнеусе.
Таким было его проклятие.
Его счастье, ставшее проклятием.
«Форнеус…»
…На «Севморзаводе» получилось даже хуже, чем на Тридцатой батарее. Издевательски получилось, говоря откровенно. Здесь была дверь, здесь абсолютно точно была дверь в тайную зону, и дверь мог видеть даже трипал. Её встроили в стену подземного коридора, она показывалась по первому требованию и… И всё. Ни одно известное Фокалору заклинание вскрытия замка не сработало. Ни одно заклятие не принесло результата. Ни отмычки, ни взрывчатка – ничего не действовало. Несложный замок оказался непреодолимой преградой, и это обстоятельство выводило Фокалора из себя. А самое страшное заключалось в том, что позорное фиаско он потерпел на глазах у трипалов, сосредоточенно наблюдавших за действиями баала. Низшие, разумеется, никак не комментировали
