– ХПФ – Хитрый План Фюрера, – объяснил Утюг.
– А… – протянул Штекер, делая вид, что прекрасно понял напарника.
Однако Абажур потребовал объяснений:
– Какой ещё план? – и заодно припомнил, что у него самого настолько нет никакого плана, что даже перед Лясцием стыдно.
– Хитрый план, – отозвался Утюг. – Сначала Кувалда делает вид, что заболел, потом – что здоров, как бык, и всем выпить наливает, потом – снова как бы болеет и даже на пацанов тошнит…
– Мы видели! – оборвал уйбуя Абажур. – Зачем фюрер так делает?
– Измену вынюхивает.
– А…
На этих словах все поджались, и Гнилич обругал себя за то, что полез к Утюгу с расспросами.
– А может ещё и так быть: фюрер хотел здоровым прикинуться, но не получилось, поэтому он нам Копыто сунет, – продолжил Утюг, наслаждаясь редким для себя вниманием. – Тоже хитрый план.
– Куда это он сунет нам Копыто? – удивился Штекер.
– Не он, а Копыто, сказано же тебе, – попытался объяснить подошедший Вилка Дурич, но получилось только хуже.
– Мне копытом сунет? – испугался Штекер.
– Не тебе, а нам, и не копытом, а Копыто. Так сунет, что потом не вынем.
– Почему нет?
– Застрянет.
– Не верю я, что Кувалда заместо себя поставит Копыто, – покачал головой Абажур. – Копыто его сразу расстреляет. Или повесит.
– Он же умрёт к тому времени! – напомнил Утюг.
– Кто?
– Кувалда.
– А Копыто при чём? – поинтересовался любопытный Вилка.
– Помнишь, как фюрер сделал Копыто канцле-ром?
– А тот ещё виски всем свой втюхивал, – кивнул Дурич. – На нас наживался, падла, не мог свой виски на халяву пацанам раздать.
– Жлоб!
– Все Шибзичи такие!
Постепенно вокруг стола столпилось довольно много дикарей из всех кланов. Встревоженные гуляющими по Форту слухами, а главное – странным припадком великого фюрера, Шапки инстинктивно искали того, кто сможет внятно объяснить происходящее, и Абажур сообразил, что настал его звёздный час.
Он грубо оттолкнул Утюга, вскочил на лавку и громко обратился к народу с острым, как перец чили, вопросом:
– А вдруг великий фюрер перед смертью сделает Копыто премьер-министром?
В ответ народ притих и уставился на оратора, всем своим видом давая понять, что заинтересован, но желает объяснений, поскольку ничего не понял. Оратор же стукнул себя в левое полушарие, заставив глаза ненадолго собраться у носа, и громко продолжил:
– Допустим, станет Копыто премьер-министром, а из него прямая дорога в великое фюрерство…
– Из Копыто?
– Из премьер-министра, – уточнил Абажур. – Кувалда гикнется, и Копыто прямой наводкой полетит в кресло.
– Ещё неизвестно, куда он полетит, когда гикнется! – выкрикнул Вилка.
– Не позволим тут летать кому ни попадя! Взяли моду, мля!
– Копыте вашему только с самолёта летать!
– Падать!
– И падать тоже!
– Когда Кувалда гикнется, нам нормальный великий фюрер нужен, а не этот хипстер! – натужно выдал Утюг, сообразивший, куда клонит Абажур.
– Не этот – кто? – осведомился кто-то из Шибзичей, видимо, чтобы донести в подробностях.
– Не этот хипстер.
– А это как?
– Это когда штаны подвёрнуты.
Возникла пауза: Шапки принялись разглядывать штаны друг друга.
– Нужно, чтобы перед смертью Кувалда правильного пацана после себя оставил! – объявил Абажур, поднимая вверх палец. – Чтобы сделал правильного преемника.
– Кого?
– Авторитетного.
– Как ты?
– А почему нет?
Несколько секунд собравшиеся обдумывали услышанное, после чего с задних рядов неуверенно предложили:
– Абажура в фюреры!
Но осторожно, чтобы не поторопиться и не оказаться на виселице.
Вновь возникла пауза, поскольку обсуждать болезнь Кувалды – это одно, а выдвигать на ещё занятый пост уйбуя – совсем другое, попахивающее изменой, и хитрый Утюг попросил:
– Тогда говори, что с Копыто делать? – ловко переведя стрелки на конкурента.
Отвечать Абажур не стал, промолчал, позволив распалённому народу самостоятельно отозваться на вопрос Утюга.
– Надо с Копыто по-нашему разобраться! Сегодня же!
– Тогда Кувалда ещё кого-нибудь назначит.
– Кого?
– Да кого угодно!
– Пусть он Абажура назначит!
– Меня не назначит, я умный, – подначил сородичей авторитетный Гнилич. – Кувалда дурака выберет, чтобы ему проще было, а нам – крышка.
– А чего ему проще, если он помирать собрался?
Но голос разума народ привычно не расслышал.
– Почему нам крышка?
– Потому что, когда королева увидит ставшего великим фюрером дурака, она на нас ещё большие санкции наложит.
– Ничего она на нас не наложит, – поморщился Вилка.
– Наложит-наложит или покладёт, – попытался убедить Дурича Утюг.
– Точно покладёт. Нам грабить разрешают мало…
– Грабить нам ещё Всеслава не разрешала.
– Не ври тут, а то пристрелю дурака, – возмутился Утюг.
– Своего дурака пристрели, – посоветовал в ответ Вилка.
– Пацаны, хотите поржать? Здесь Дурич со мной дураком собрался меряться!
– На то он и Дурич.
– Ты кого сейчас дураком назвал?
– А ты догадайся.
Лясций вздохнул и присел на корточки, полностью скрывшись за пуленепробиваемой стойкой.
– Урод!
– От урода слышу!
В следующий миг Вилка нанёс Утюгу прицельный удар в скулу, Утюг рухнул на пол, но успел прокричать:
– Гниличи!
И дебаты переросли в рукоприкладство.
///Внутренний двор Южного Форта в очередной, не первый и не последний, раз превратился в поле боя. Вырвавшаяся из «Средства» драка обросла новыми участниками: на помощь своим сбежались и Дуричи, и Гниличи, – но пока оставалась рукопашной. Однако дикарям было весело и без огнестрельного оружия: бойцы рубились, болельщики улюлюкали, из окон сражающиеся стороны поддерживали мебелью и другими тяжёлыми предметами, и найти во дворе безопасное местечко для парковки было решительно невозможно.
Поняв это, Маманя Дурич остановила «Газель» в арке въездных ворот, вышла из кабины и встала, уперев мощные руки в крепкие бока. В очень крепкие бока, ибо статью Маманя Дурич удалась на славу: роста в ней было шесть с лишним футов, веса – под двести фунтов, но при этом не жира, а крепкого, татуированного мяса. В семье здоровенную тётку побаивались, но Маманя, несмотря на крутой нрав, старалась вести себя скромно и на первые роли не лезла, памятуя, как любят сородичи стрелять выскочкам в спины. Лицо тётка Дурич имела грубоватое, с большими щеками и маленькими глазками, а поскольку волосы у Шапок не росли, то красную бандану Маманя носила, натянув на парик. Сегодня она выбрала чёрный, с двумя роскошными косами.
С минуту тётка хладнокровно взирала на завязавшееся во дворе сражение, затем поймала за плечо пробегавшего мимо бойца – выбрав, естественно, кого похлипче – и осведомилась:
– Что происходит?
– А что, не видно? – огрызнулся пойманный дикарь, извиваясь в крепком Маманином захвате. – Бьёмся.
– Из-за чего?
– Дуричи и Гниличи преемника ищут.
– Кого? – не поняла тётка.
– Кто вместо Кувалды будет.
Накал сражения косвенно подтверждал слова бойца – драться с таким энтузиазмом Шапки могли лишь за высший семейный пост… ну или за фуру с виски.
«Нет, за фуру они бы сразу начали стрелять», – поправила себя Маманя, но вслух сказала другое:
– А когда этот приёмник вместо Кувалды будет?
– Когда Кувалда умрёт, – объяснил извивающийся боец, поражаясь идиотизму дородной тетки.
Но поражаясь молча, дабы не злить и не нарваться на затрещину.
– А когда Кувалда умрёт? – не отставала Маманя.
И тем поставила пойманного воина в тупик, поскольку этот вопрос они в «Средстве» не обсуждали, ведь там было ясно, что фюрер при смерти.
– Ты откуда взялась? – осведомился боец, даже извиваться прекратив от изумления.
– Я в Рязань моталась, только приехала.
– Что ты там забыла?
– Огурцы торговала.
– Огурцы… – присвистнул боец, глядя на Маманю с высокомерием мелкого налётчика, привыкшего считать всех лавочников законной добычей. – Солить, что ли, вздумала?
– Ты на вопросы отвечай, –
