Я рассказал ему свою историю – и под конец он даже засмеялся.
– Ослица на тебя хотя бы в суд не подаст, – заключил я.
– Ослица не подаст, – ответил Ринат. – А вот зеленые вместе с ЦРУ вполне от ее имени могут… В какой-нибудь гаагский трибунал по правам кошерных животных. Если у Дамиана запись есть, что угодно могут сделать.
– Дамиан бы обосрался в такие игры играть, Ринат, поверь. Потому что знает – за такое точно грохнут. На эту тему я бы вообще не парился. Но ты самого главного еще не понял, Ринат. Того, что в-третьих.
– А что в-третьих?
Я обнял его за плечи.
– То, дурачина, что тебя это по-настоящему волнует. Ты вот даже ствол вынул. Человека убить собрался. Сам.
– Ну да.
– Это же натуральный аффект. Глубокое омрачение сознания. Самое настоящее. Ринат, мы выздоравливаем! Соображаешь? Выздоравливаем!
Он несколько раз моргнул, понял – и неуверенно улыбнулся.
– Правда, Федя. Это правда. А я, дубина, даже не сообразил сначала… Ох… А тебе тоже легче?
– Не совсем еще. Но от края бездны отошел. Идем-ка к Юре. Он, по-моему, совсем уже как огурчик.
– Наверно, – согласился Ринат. – Его, похоже, вообще только по касательной зацепило.
Юра сидел у себя в микро-офисе и, уронив голову в ладони, глядел на компьютерный экран.
– Юра, – позвал я, – ничего, что мы без стука? Думали, вдруг ты спишь…
Юра, не поворачиваясь, ткнул пальцем в монитор.
– Мы, кажется, уже враги человечества, – сказал он.
Ринат подошел ближе.
– Что там… Так… Все-таки ввели, суки… Я в списке есть?
Юра кивнул.
– А ты?
Юра опять кивнул.
– А Федя?
– А Феди нету, – сказал Юра. – И знаешь почему?
– Почему?
– Потому, что у него своего миллиарда нет. Их, по ходу, девелопер Полонский консультировал.
Я ухмыльнулся и спросил.
– Тревожно?
– Тут тревожься или не тревожься, – ответил Юра с такой же ухмылкой, – один хрен. Заслужили. Наша страна коварно насрала в штаны всему свободному миру и должна за это ответить. Ну ничего. Мы это, гневный рэп сочиним.
Я повернулся к Ринату.
– А тебе, Ринат, тревожно?
– Тревожно, Федя. Реально тревожно, – осклабился Ринат. – И обидно очень. Хочется гадов забомбить спецторпедой. Устроить им радиоактивное цунами. Нью-Йорк, Сан-Франциско, Лондон… Это для начала…
Он захохотал и подпрыгнул на месте, словно спортсмен, только что взявший олимпийский рекорд.
– Ничего больше не исчезает! Не испаряется! Все настоящее! Все опять настоящее! Надежное! Йопта! Вот оно какое, счастье – если кто тебя спросит, запомни!
– А ты, Федя, ты как? – спросил Юра с почти отеческой нежностью. – Тебя ведь в списке нет. Тебя хоть немного колбасит?
Я понял, что отвечать надо искренне.
– Колбасит. Причем сразу с двух сторон. Потому, что миллиарда своего нет – и потому что вас теперь угнетать будет, что вы в списке, а я нет. И глядеть вы на меня начнете, с одной стороны, с презрением, потому что по сравнению с вами я бедный, а с другой стороны, с завистью и ненавистью – потому что для спокойной жизни вы теперь слишком богатые…
– И? – с надеждой спросил Юра.
– И выхода из темного круговорота этих недобрых и низких мыслей не будет уже никогда. Разве что в другой такой же круговорот.
– Не сглазь, – прошептал Ринат. – Только не сглазь.
Мы глядели друг на друга с наивными и счастливыми детскими улыбками, и из наших глаз текли слезы бесстыдной радости.
Я плохо помню следующие несколько секунд – как-то само собой вышло, что мы взялись за руки и закружились в немыслимом яростном танце. Опрокинулся стол с компьютером, зазвенело разбитое стекло, но мы только хохотали и плясали, хохотали и плясали…
– Они, – задыхаясь от смеха, выкрикивал Ринат, – они нас этим списком огорчить хотели! А! А-а-а-а-а! Спасибо ЦРУ! Родному МИ-6! Милому конгрессу! Каналам Си-Эн-Эн и Фокс Ньюс! Священной белой ослице демократической партии! Республиканскому, блять, слону, который в лавке остался! Европейским подстилкам англосаксонского империализма! Спасибо всем!
Этот бешеный хоровод длился, наверное, минут пять. Вернее, это был бы хоровод, если бы танцевала какая-нибудь перекатная голь – а в исполнении двух с половиной олигархов это был как минимум кросс-культурный circle dance.
– Ну все, пацаны. Вынесло на берег. Только не на другой, как лысые втирают, а на старый, родной. Итака! Итака!
– Верно, Юра, верно, – кивнул я. – Теперь главное, чтоб назад не унесло. Надо увлечься чем-нибудь сильно. Вот за́мок какой-нибудь купить, например, и уйти с головой в реставрацию… Только ведь у нас все это уже есть, вот засада…
– Ерунда, – сказал Ринат, и по его щеке бриллиантом сползла большая блестящая слеза. – Я себе лодку новую куплю. Такую, что сам Рома удавится. А с Дамианом вопрос решим, ох, решим…
Вот так, Таня, и перевернулась эта страшная страница в моей жизни.
Нет, это еще не было выздоровление – но тьма в конце ослепительного тоннеля уже сгущалась вполне отчетливо. Будет ли стойким улучшение, никто пока не представлял. Но сомнений не было – мы на пути домой.
Домой – это куда?
Раньше я не знал ответа. А теперь понял: к омраченностям сансары, к лживым и пахучим человекам, к бурлящим ежедневным нечистотам, к хитрости и неправде, к смрадной помойке интернета, к лукавым новостным заголовкам, разводящим лоха на клик, к мучительно отвоеванному у Вселенной праву на стабильную мозговую галлюцинацию бытия…
Да, Таня, мы, люди, живем по лжи.
Знаешь почему?
Не по умыслу, не по злому сердцу, не по проклятию сатаны – а потому что мы сами есть ложь. Ложь по своей сущностной нарративной природе, по тому способу, каким мы приходим в бытие и мнимся себе и друг другу. Но пусть не винит нас в этом покойный А. И. Солженицын – так уж устроен мир, и мудрецы древней Индии знали обо всем еще три тысячи лет назад.
И что же с этим делать?
Я знал теперь ответ на этот великий революционно-демократический вопрос. Ни-че-го. Ничего делать не надо. Потому что поделать с этим нельзя ничего.
Таков наш дом и наша суть. Других нас все равно нет.
Вернее, есть – там, где кончается все человеческое и куда я заглянул одним сощуренным от ужаса глазком. Но «есть» в тех краях не слишком отличается от «нет». И это уже не мы, а нечто такое, о чем нормальному человеку и думать немыслимо. Там – невозможное другое. А где это другое возможно, там невозможны мы.
Так пусть жарче горит костер неправды и омрачений – единственное, что защищает наш хрупкий человеческий мирок от ледяного дуновения великих истин! Хрен бы с ними, с великими истинами. Мы ведь им совсем не нужны. Так зачем они нам?
Я хочу тебя, Таня! Ты нужна мне! Ты – мой белый зонт под палящим солнцем Космоса.
Good bye, LeninBuddha!
Tanya, hell-o!
4.2. LAS NUEVAS CAZADORAS. ЗГЫЫН
Таня с Клариссой неспешно шли по Гоголевскому бульвару.
– Уже снег, – сказала Таня с грустью. – Зима…
– Хорошо, что успели забрать твою веревку, – ответила Кларисса. – Представляешь, сидеть сейчас в лесу у костра. Да еще всю ночь.
– Это да.
– Я скоро уеду, – сказала Кларисса. – Вызывает Аманда. Готовим новую книгу, очень важный сборник. Я там ответственный редактор.
– Ой, – опечалилась Таня. – А по интернету никак нельзя?
– Кое-что можно. Но надо
