Аттикус задумался.
– Понедельник. Вечер. Ты пропал восемь дней назад.
– Восемь дней? Всего-то?
– Я выехал, как только получил письмо.
Монтроуз покачал головой.
– Да уж. А я думал, месяц еще будешь собираться, а то и вовсе рукой махнешь. Даже молился, чтобы так и было… Двадцать два года, – снова с отвращением процедил он.
– Да-да, это я уже понял. Напомни, после договорим.
Аттикус поставил лампу на пол и тихонько покрался назад к лестнице.
Делла ждала, стоя над люком. Она открыла было рот, чтобы что-то сказать, но Аттикус ударил ее киянкой в лоб. Глаза девушки сошлись в точку, и она мешком осела на пол. Аттикус тем временем обошел ее, уклонился от кинувшегося в его сторону мастифа и оглушил того киянкой.
Следом вскочил мастеровой, расплескав пиво, поставил кружку и схватил косу. Аттикус отшвырнул киянку и взял стоявшую у стены лопату. Отбив штыком лезвие косы, он ткнул мужчину рукоятью в шею. Мастеровой закашлялся, Аттикус схватил его за волосы, ударил об верстак и, пока тот не пришел в себя, протащил к люку и спустил с лестницы.
Мастиф силился встать, но лапы не слушались. Аттикус ударил его лопатой, потом еще, еще – наконец, тот затих. Аттикус замер, унимая дыхание, и прислушался к звукам снаружи. Где-то залаяла собака, но ближе не подходила и вскоре замолчала.
Аттикус снял у Деллы с пояса кольцо с ключами и нашел болторез.
Мастеровой лежал без сознания у нижней ступеньки. Аттикус перешагнул через него, вернулся к отцу, отдал ему ключи и инструмент. Затем оттащил кузнеца от лестницы и прислонил к полке с банками. Поднялся наверх, взвалил Деллу на спину, спустил и усадил рядом. Монтроуз тем временем уже высвободился. Он подошел, держа в руках лампу, и посветил на своих тюремщиков.
– Следующие двое – мои.
– Да хоть все пятьдесят. А если мы поскорее отсюда не выберемся, то и больше.
– Ты на машине? – спросил Монтроуз.
– Да, на «Вуди».
– Что, и Джордж здесь?
– Вообще-то родне на тебя не плевать. Так что смирись.
Вдвоем они скинули в люк мастифа, опустили крышку и задвинули сундук на место. Задув все светильники, вышли через главную дверь и, прислушиваясь, стали ждать.
– Где Джордж? – прошептал Монтроуз.
– Надеюсь, уже пробрался к машине.
– Надеешься?
– Помолчи. – Аттикус вскинул руку. – Слышишь?
Среди домов к ним ехал автомобиль. Аттикус выглянул из-за крыльца, и его ослепил дальний свет фар.
Вот только это был не «паккард», а «даймлер». Аттикус все не мог поверить своим глазам, а серебристый автомобиль тем временем остановился перед мастерской. Из водительского окна выглянула Летиша.
– Аттикус! – позвала она.
– Ты взял с собой девчонку?! – возмутился Монтроуз.
– Может, по дороге обсудим? – ответил Аттикус.
Они забрались на заднее сиденье. Аттикус сел позади Летиши, Монтроуз – за братом. Джордж обернулся к нему.
– Монтроуз, живой! Как ты?
– Вы взяли с собой девчонку?!
– Здрасте, мистер Тернер! – Летиша, разворачивая автомобиль, весело улыбнулась в зеркало заднего вида. – Неправда, они не хотели меня брать, но мы с Иисусом решили по-своему.
– Как вы выбрались? Без шума? – спросил Аттикус у дяди.
– Надеюсь, что да. – Джордж повертел в руках револьвер. – Закрыли Уильяма у Тиши в ванной, загородили дверь гардеробом, вырвали телефонный провод. Еще заперли дверь в коридор. С Уильямом, правда, был один из тех верзил, так что высадят они ее в два счета, но, по крайней мере, мы выиграли время и покинули усадьбу, не привлекая внимания.
– А почему не на «Вуди»?
– Пришлось оставить, – с грустью ответил Джордж. – Столько лимузинов, ни пройти, ни проехать… Летиша заметила это, когда выходила… прогуляться. А «даймлер» стоял прямо на выезде.
– Ага, и еще ключи в замке, – добавила Летиша, а в голосе слышалось: «дар свыше».
Как ни странно, Аттикус видел преимущества в том, что они уезжают на «даймлере». Ни один местный не станет их останавливать. Даже собаки лаять не будут.
– Эх, «Вуди», конечно, жаль, – вздохнул Джордж. – Ладно, когда доедем до дома, попробую обменять эту на новую.
– Каким же образом? – спросил Монтроуз. – Не подозревал, что у тебя есть связи в преступном мире.
– У меня есть пара знакомых, – вставила Летиша и резко свернула направо к мосту.
На половине поворота двигатель смолк – не чихал, не тарахтел, а просто отключился. Автомобиль по инерции подкатил к мосту и замер. Летиша несколько раз повернула ключ зажигания, но без толку.
– Что за чертовщина? – спросил Монтроуз.
Впереди на мосту на железных крюках висели фонари – пять пар. Нет, уже четыре – самые дальние вдруг погасли. Через мгновение потухли еще два, словно из леса на них накатывала волна темноты. Когда тьма поглотила третью пару фонарей, стало ясно, что эта волна – не обман зрения. Фары «даймлера» по-прежнему светили, но добивали лишь до середины моста, а затем свет как будто обрубало. Дальше – пустота.
Летиша перестала мучить зажигание. Чернота замерла на середине моста, зато становилась гуще, напоминая клубок оживших теней. Аттикус вспомнил картину, висящую у Брейтуайта: «Бытие, глава вторая, стих девятнадцатый». Одно существо так и осталось непоименованным.
– Да чтоб тебя! – проревел Монтроуз, отобрал у Джорджа револьвер и вышел из автомобиля.
– Папа, стой!
Аттикус испугался, как бы отец не отправился воевать с чернотой на мосту, но оказалось, что он пошел в другую сторону.
По дороге от усадьбы неторопливо спускался Калеб Брейтуайт. Он был еще довольно далеко, однако лицо его отчетливо виднелось в темноте, как будто подсвеченное. Калеб улыбался.
Аттикус выругался и открыл дверь, но стоило ему вылезти из автомобиля, как ноги приросли к земле, словно он наступил в цемент, который тут же застыл.
Отец, впрочем, тоже ушел недалеко – всего
