Трубы на крыше окружали стеклянный купол на манер стоунхенджа. Аттикус сидел на стуле на дальнем конце спиной к Летише. Она уже хотела было окликнуть его, как вдруг перед ней предстал очередной морок: будто на стуле сидит кто-то с бледной шеей и черными, зачесанными назад волосами.
Человек обернулся. Аттикус.
– О, это ты, – сказал он с улыбкой. – Я уже говорил, что ты сегодня просто красавица?
В ответ Летиша крутанулась, сверкая платьем в лунном свете. Тут же вспомнилось, откуда оно ей досталось. Улыбка на лице Аттикуса померкла: он тоже вспомнил.
Летиша подошла к нему. У соседей напротив была своя вечеринка. Отец Летиши как-то описал праздники у белых: «Музыка хуже, напитков больше, вот и все».
– Ведут себя вроде пристойно, – сообщил Аттикус. – Недавно какие-то парни выходили на лужайку, хотели испепелить взглядом «кадиллак» Древа. Не получилось, и они убрались восвояси. Сегодня, думаю, проблем не будет. Вот завтра…
– Я не боюсь, – машинально отозвалась Летиша.
– А Руби боится. И ее можно понять.
– Это она тебе сказала? Когда же?
– Встретил ее на улице несколько дней назад. Летиша, послушай. Это, конечно, не мое дело…
– Правильно, не твое, – отрезала она. – Если ты так за нас волнуешься, как вышло, что ты обо всем узнал от Руби, к тому же на улице? Сколько уже прошло с той истории? Три месяца! А сколько раз ты за это время позвонил или зашел поинтересоваться, как мои дела? А?
– Ты права, я вел себя как свинья, – кивнул Аттикус. – Просто думал, что будет безопаснее, если я буду держаться от тебя подальше. Пока не станет ясно, что все на самом деле кончилось.
– Да поняла я… Но тебе не пришло в голову сначала спросить, нужна ли мне такая защита? Хотя бы это я заслужила?
Аттикус не нашел ответа, поэтому, отвернувшись, притворился, что смотрит в ночное небо, на опознавательные огни пролетающего самолета. Они помолчали.
– Слышала, ты теперь работаешь на Джорджа?
– Не сказал бы. Так, выполняю разные поручения, в основном для «Путеводителя». Езжу, проверяю рекомендации.
– Как Ипполита?
– Не совсем. Тетя Ипполита сама выбирает, куда ей поехать. Мне Джордж вручает список адресов и оплачивает бензин и прочие расходы.
– И чем это отличается от работы?
– Ну, папа вот говорит, что это несерьезно. Все пристает, чтобы я бросил маяться дурью, а воспользовался армейской льготой и поступил в колледж. Он, безусловно, прав, но… Не знаю, не могу. Сдается мне, что-то еще будет.
– Ясно. Если тебе вдруг нужна еще подработка, то мне бы очень пригодился кто-нибудь рукастый. Ты в лифтах разбираешься?
– Это больше по папиной части. Лучше с ним поговори.
– Я говорю с тобой. Платить нечем, зато ты можешь жить и питаться тут бесплатно между своими поездками. Съедешь, наконец, от отца. Если хочешь, конечно.
Аттикус взвесил это предложение.
– То есть буду у тебя кем-то вроде мастера по вызову? Ну и пугала для соседей заодно?
– Тоже неплохо, – согласилась Летиша. – Будешь время от времени маячить тут в форме – пусть знают, что у меня квартирует военный.
– Заметано, – кивнул Аттикус. – Только завтра мне надо отъехать в Колорадо: проверить новую сеть мотелей и договориться с владельцами кое-каких заправок, чтобы они распространяли у себя «Путеводитель». К пятнице вернусь. Вы с Руби продержитесь?
– Да что с нами будет. – Летиша улыбнулась. – К тому же мы не одни. С нами Святой Дух.
* * *Мама пообещала нагрянуть в гости. У Летиши это как-то вылетело из головы, а в понедельник утром она вскочила и поняла, что времени всего ничего.
Выбежав на галерею, она с ужасом узрела, что так и не прибралась после субботней гулянки. Пол атриума был весь усыпан горами цветного конфетти, отовсюду свисал серпантин. А что творилось в столовой – словами не передать: стол ломится от грязных тарелок и чашек, все стены в жирных пятнах, которые еще надо оттирать.
А Геката!.. Богиня стояла во всей своей обнаженной красе, к тому же стала еще непристойнее: груди и ягодицы выросли, губы скривила мерзкая ухмылочка, как будто предвосхищавшая реакцию мамы. Летиша в отчаянии схватилась за голову: «Все, ремня я сейчас отхвачу, это точно!»
Она приготовилась бежать на кухню, искать веник и начинать подметать: конфетти, посуду, статую, все вместе, – однако богиня тяжелой бронзовой рукой ухватила Летишу за плечо и не пускала. Снаружи подъехало такси, хлопнула дверь, донесся голос мамы, которая кричала на водителя, мол, поосторожнее с чемоданом.
Снизу полыхнуло светом. Из подвала поднимался лифт, освещенный ярко, как маяк. В кабине ехал Хайрам Уинтроп собственной персоной и гневно взирал на Летишу сквозь стеклянное забрало космического скафандра. Летиша моргнула, голова Уинтропа исчезла – вместо нее клубилась тьма, в которой возились многоногие твари.
Лифт все поднимался, а Геката больно сжимала плечо, словно хотела раздавить. Мама тем временем уже колотила в дверь.
– Летиша, открывай! – кричала она. – Я знаю, ты дома! Ле…
– …тиша!
Она открыла глаза и села в кровати. Было темно; сестра трясла ее за плечо.
– Что? Что такое?
– В доме кто-то есть, – прошептала Руби.
Летиша прислушалась. Через секунду издалека донеслись ритмичные щелчки.
– Что это?
Не дожидаясь ответа, она стряхнула сестрину ладонь и скинула ноги с кровати. Босые ступни обожгло холодом, зато теперь Летиша окончательно проснулась. Нашарив под кроватью ружье, она проверила, на месте ли патроны, и вышла на галерею.
Пол атриума – между прочим, безупречно чистый – заливало лунным светом, струящимся сквозь купол. Геката купалась в своей стихии. Лифт, как и во сне, стоял на втором этаже, двери открыты.
– Он-то меня и разбудил, – сказала Руби. – Я услышала, как он поднимается.
Летиша сунула голову в пустую кабину. Внутри пахло сырым деревом и кожей. Она снова прислушалась. Ритмичные щелчки стали громче, прибавилось тиканье.
Дверь кабинета была приоткрыта, и в коридор пробивался клин желтого электрического света. Летиша досчитала до трех, прошептала «Господи Иисусе, спаси и сохрани» и шагнула внутрь.
