Входит доктор Калдикотт в костюме, напоминающем космический скафандр. За прозрачным лицевым щитком видны ее настороженные глаза.
– Мы собираемся ввести более строгие меры контроля за распространением инфекции, поэтому вас переведут в палату с отрицательным давлением.
В комнату входит еще один человек в маске и начинает возиться с настройками вентиляции. А может, он вообще отключает подачу воздуха? Внезапно я замечаю, что мне трудно дышать.
Шейн усаживается в кресло, вытянув ноги, точно так же, как он сидел на групповой встрече в «Nova Genetics».
– Что бы нам ни дала доктор Шарлотта, мы свою дозу уже получили. Зачем переходить на военное положение?
Несмотря на непринужденный тон Шейна, мои мышцы напрягаются все сильнее. Доктор Калдикотт печально скрещивает руки. Сейчас будет что-то плохое. По-настоящему плохое.
Наконец она со вздохом произносит:
– Мне очень жаль, но я должна сообщить вам, что ваша подруга Роза умерла.
Четырнадцать
Я застываю в неподвижности. Поверить не могу, что Роза покинула нас. Навсегда. И ради чего? Просто потому, что она хотела поговорить с парнем, который ей нравился, и отчаялась настолько, что поддалась на уговоры доктора Стернфилд, которая теперь виновна в убийстве.
Взгляд доктора Калдликотт на мгновение устремляется куда-то в окно, поверх наших голов, но потом она снова собирается и прочищает горло:
– Мы провели ПЦР-анализ и он показал, что у вас всех в крови присутствует один и тот же вирус – вероятно, вирусный вектор, который использовала доктор Стернфилд, чтобы доставить измененную ДНК. Обычно врачи, разрабатывающие генную терапию, делают вирусные векторы не заразными, но из-за ее горячности что-то могло пойти не так.
Себастьян спрашивает:
– Но вы можете вылечить его?
– Первый шаг к этому – идентифицировать его. Все вы будете регулярно получать интерферон, который помогает против многих других вирусов. Но даже если мы обезвредим вектор, использованный в CZ88, вполне вероятно, что ваши симптомы – результат воздействия измененной ДНК, которую он переносил. А она может остаться в ваших клетках даже после того, как вирус перестанет распространяться. Все сложно.
Конечно. Сложно. А это означает, что они никогда не успеют разобраться в этом вовремя. Я не чувствую жара – наоборот, мне холодно, очень холодно.
Кажется, даже с Шейна слетело его нахальство. Он качается на стуле – отклоняется назад, замирает, опираясь на две ножки, а потом приземляется обратно с громким глухим стуком – снова и снова.
Доктор Калдикотт сообщает:
– Мы сообщили об этом вашим родителям, и пока что им нельзя будет посещать вас.
Она глубоко вздыхает.
– Я очень сожалею о том, что случилось с Розой. Всегда чертовски досадно, когда кто-то умирает таким молодым.
Она просит мальчиков забрать вещи из своей палаты. Джесси задерживается, чтобы собрать вещи Хлои, а я собираю свое и прихватываю маленький блокнот, который оставил Ксавьер. Я перелистываю страницы, на которых перечислены десятки разных генов вперемешку с неразборчивыми заметками. Вплоть до последней страницы я надеюсь найти что-то ценное, но в конце я обнаруживаю лишь надпись МУСОР, накарябанную огромными буквами, как будто он решил, что все его предположения ничего не стоят.
Сестра в медицинской маске сопровождает нас к воздушному шлюзу, из которого нас будто засасывает в палату. Испуганные глаза мальчиков блестят над масками. Мы безразлично решаем, где будет чья кровать.
В помещении, где мы оказались, нет окон. Оно ярко освещено и отделано пластиком от пола до потолка. Слышится монотонный гул – потенциально заразный воздух, который мы выдыхаем, проталкивается через систему фильтров. Медсестра задерживается лишь на несколько минут, а потом извиняется и уходит. Как только закрывается дверь, мы срываем маски. К черту их. CZ88 уже и так пронизывает нас насквозь.
На ресницах Себастьяна блестят слезы, и на мгновение он замирает неподвижно.
– Бедная Роза. Как вы думаете, она успела получить хоть какое-то удовольствие от «харизмы», не знаете?
Я комкаю платок.
– Она прыгала от восторга, потому что она наконец смогла встречаться с парнем, в которого влюбилась.
Я делюсь с ними тем немногим, что мне известно о Розе, словно отдавая дань ее жизни. Ведь предполагалось, что именно это стремление прежде всего и побудит нас принять «харизму»? Чтобы тебя замечали, чтобы тебя узнавали, стремление быть среди людей. Как посмела доктор Стернфилд использовать нас таким образом?
Шейн вздыхает.
– Думаю нужно потребовать, чтобы доктор Гордон придумал для нас способ увидеться с нашими семьями или хотя бы записать для них прощальные видео, так, на всякий случай.
Я ожидаю, что Себастьян отругает его за такие мрачные слова, но вместо этого он спрыгивает с кровати.
– Каждая секунда бесценна! Снимай меня. В честь Розы.
Я хватаю телефон и направляю камеру на Себастьяна, который уже начал кружиться, растягиваться и прыгать, как безумный. Хотя с его шеи падают капли пота, он продолжает делать пируэт за пируэтом, один, два, пять подряд. Он не останавливается, пока ему не отказывают ноги. Он всхлипывает, опустившись на колени на полу.
Мы с Шейном подбегаем к нему и хватаем за плечи. Мне так не хочется произносить это, но я вынуждена спросить:
– Себастьян, тебе плохо? Мы вызовем врача.
Себастьян встает.
– Нет! Да и вряд ли они смогут что-то сделать. Безнадежность и безысходность застыли на их лицах.
Он окидывает взглядом меня и Шейна.
– Как и на ваших. Вы не можете скрыть от меня своих чувств – с тех пор, как я получил свою дозу «харизмы».
Мы с Шейном обмениваемся недоуменными взглядами. Может, он начал бредить из-за того, что его гены изменились?
Покачнувшись, Себастьян едва удерживается на ногах.
– Мне нужно прилечь.
Шейн поддерживает его за локоть.
– Восхитительная идея.
Скрестив руки, я расхаживаю взад и вперед, проклиная собственную легковерность. Если я встречусь с доктором Стернфилд снова, у меня будет преимущество – мой голос, который я больше не боюсь использовать. А может, и кулаки. Я говорю Джесси:
– Ты здесь – единственный, кто действительно ни в чем не виноват.
Он стоит рядом с дверью, подбрасывает кружку в воздух, ловит ее одной рукой, затем другой.
– Понятия не имею, как вы могли быть такими бестолковыми.
Я сосредоточенно смотрю в пол.
– Наверное, кому-то вроде тебя тяжело понять, почему кто-то может настолько отчаянно стремиться что-то изменить.
Со звонким хлопком он ловит кружку еще раз.
– Что ты имеешь в виду – кому-то вроде меня?
– Кому-то, у кого все есть – приятная внешность, уверенность в себе, хорошая форма. Держу пари, ты получаешь много внимания, ты же звезда футбола.
Его лицо кривится.
– Я не звезда. И не сказал бы, что я готов идти на крайности, чтобы ей стать.
– Стероиды?
– Да, настоящие звезды нашей команды именно ими и пользуются. И все это знают. Иногда я так близок к тому, чтобы к ним присоединиться, просто чтобы показать все, на что способен. Но это буду уже не я. Это будет обман.
– Думаешь, для нас CZ88 – такой же
