– Фокс, мне страшно, – прошептала она.
– Может, тебе стоит подняться наверх? – предложил я. Она негодующе тряхнула головкой так, что ее кудри буквально взвились в воздух:
– Ну уж нет! Полезайте в свой колодец, но быстро возвращайтесь, не то рискуете найти меня здесь умершей со страху.
Мне оставалось лишь последовать ее совету. Вернулся я, как ни старался, не скоро. С собой у меня был мощный аккумуляторный отбойный молоток, но стена колодца была из непривычно твердого базальта, и куски от нее откалывались с трудом. Когда один из таких крупных кусков рухнул в шахту, я тут же засек время, как делал это всякий раз, когда откалывался крупный кусок, но расслышать момент падения мне никак не удавалось – шахта, по-видимому, была глубокой. Но на сей раз я все же услышал грохот от удара камня, будем надеяться, что о дно шахты. Произведя нехитрые вычисления, я установил приблизительную глубину шахты – около тысячи пятисот футов. Я изумленно присвистнул. Неслабо.
Я чувствовал какую-то бурлящую эйфорию, как будто мне сделали инъекцию амфетамина. И его действие не заканчивалось, все длилось и длилось. В какой-то момент я понял, что просто не хочу уходить из шахты, хотя у меня в разгрузке уже лежало около сотни карат разнокалиберных алмазов.
Наконец, когда очередной кусок базальта рухнул вниз, унося с собой кусок большой взрывной трубки, моему взгляду открылось такое, что я даже присвистнул от удивления и восторга и очень аккуратно вытащил из образовавшейся полости камень размером с яйцо дрозда. У обывателя от такой находки наверняка захватило бы дух. Впрочем, обыватель, вероятно, не обратил бы на этот камушек вообще никакого внимания. Необработанный алмаз мало чем походит на привычный глазу сверкающий бриллиант. Я был более пессимистичен в оценке своей находки – конечно, это не Орлов и не Кох-и-Нор, в ударных кимберлитах таких алмазов быть не может. Но все же на моей ладони, если я хоть что-то понимаю в минералогии, лежал настоящий me lange[24].
– Фокс, у тебя там все нормально?
Я поднял глаза, от неожиданности едва не выронив свою находку. Над краем колодца далеко вверху виднелось озабоченное лицо Ариэль.
– Отойди от колодца, ради всего святого! – рявкнул я и занялся самоизвлечением. Тренировки с Бендженом не прошли даром: в процессе их я заметно окреп и теперь довольно ловко, цепляясь за ранее вбитые крючья (точнее говоря, не вбитые. Это были самоввинчивающиеся альпинистские дюбеля. И Грэм расстался с несколькими с очень большой неохотой, как с самой дорогой своей собственностью. Хотя принадлежали эти дюбеля, строго говоря, Харконену), добрался до края, соскользнув ногой с упора лишь пару раз.
– Ариэль, ну я же тебя просил! Что ты делаешь… – Начал я с упреком, но тут же встретил ожесточенный отпор.
– Вот как! Значит, ты можешь рисковать собой, а я нет? Тебя не было так долго… – Ариэль обиженно надула губки.
– Да, именно так! – заявил я, снимая с себя страховку. – Можешь считать меня нетолерантным, архаическим, маскулинно-шовинистическим пережитком, но я считаю, что рисковать собой – не женское дело, для этого есть мужчины.
– Вы законченный сексист, Фокс Райан, – примирительно улыбнулась она. – И мне это нравится. Я еще в Лондоне устала от того, что все окружающие в упор игнорируют то, что люди делятся на мужчин и женщин. Слава богу, в Хоулленде этого нет. Надеюсь, что никогда и не будет. И я уважаю твое желание оградить меня от неприятностей… Но…
– Но? – спросил я, забыв обо всем – об алмазах, ариэлии, дыре в бюджете, кохэгенах, харконенах, науке и Вселенной в целом.
– Но самая большая неприятность, которая может со мной произойти, – это если с тобой что-то случится, – ответила она.
Вечером следующего дня нас пригласили в гости Пьер и Барби. Вообще-то я хотел посидеть в лаборатории за исследованием образца ариэлия. Первые же опыты дали настолько интересные результаты, что у меня не то что руки – все чесалось продолжать исследования. Но Ариэль резонно заметила, что от работы даже кони дохнут, а ариэлий никуда от меня не убежит. Лежал метеорит под цирком тысячи лет, полежит и еще несколько дней. Ничего с ним не случится. Доводы ее звучали весьма резонно. Пришлось согласиться.
Пьер приобрел небольшой коттеджик напротив электростанции. Домик этот уже двадцать лет числился в фонде государственного имущества и давно никого не интересовал. Так что Блейк обошелся без формальностей: просто порылся в сейфе и передал Пьеру, или как там его по-настоящему, громоздкую связку ключей.
Пьер оказался парень не промах и за несколько дней сам привел давным-давно не используемое жилье в порядок. Правда, не один, а с Барби, которая тут же переехала к нему из «Дыры».
«Если дела пойдут таким образом, то Мэри-Сьюзен совсем без постояльцев останется…» – думал я, просматривая свои записи на планшете, пока Ариэль вела машину. Под моим чутким руководством моя невеста обучилась вождению. Интенсивность движения на улицах Хоулленда была такова, что я совершенно не опасался внештатной ситуации за те четверть часа, которые нам понадобились, чтобы со скоростью, с которой, вероятно, передвигался первый автомобиль Даймлера и Бенца, добраться до коттеджа наших друзей.
Бельмондо-Пьер торжественно встречал нас у калитки. Барби колдовала возле маленького уличного мангала, разложив на небольшом раскладном столике уйму каких-то тарелочек, овощей, зелени и прочей кулинарной атрибутики. Впрочем, как оказалось, она лишь ассистировала, а шеф-поваром в этом действе был лично Пьер. В конце концов, водрузив решетку со стейками на мангал и оставив салатики дожидаться полной готовности главного блюда, мы расположились в шезлонгах. Точнее, расположились Ариэль и Барби, а мы с Пьером остались у дымящегося мангала – Бельмондо пояснил, что мясо нельзя выпускать из виду ни на минуту.
Хотя, скорее всего, это был лишь благовидный повод, чтобы поговорить со мной наедине о делах.
– Нашел я нам канал сбыта, – сказал он, флегматично сбрызгивая пока еще абсолютно розовое мясо маринадом с ароматом хорошего вина. – Правда, у черта на куличках, аж в Гвиане. Но зато канал надежный, как «Нокия-2310». Нас со старым Пью слишком много связывает, чтобы «кидать» друг друга.
Видя мое молчаливое недоумение, он пояснил:
– Суть в том, что продать необработанные алмазы – та еще задачка. Семьдесят процентов мировой добычи контролирует «Де Бирс». Еще процентов двадцать – русские. Остальные тоже те еще клиенты – бразильцы, китайцы, индийцы… Народ не из тех, которым запросто доверишь свой кошелек. Все, что каким-то чудом минует загребущие ручки этих монстров, априори считается ворованным, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Сами понимаете – не очень приятными…
Он вздохнул:
– Нет, в суд никто подавать не будет. В суде, говорят, надо что-то кому-то доказывать, это долго и муторно. А вот отправить кого-то купаться, предварительно оформив ему постамент в виде тазика с цементом, можно
