– Che cazza, – начал было Призрак, но тут в стене появился более аккуратный проем, больше напоминавший дверной, и в этом проеме возникла (в смысле, появилась из-под невидимости) Тень.
– Идите все сюда, – позвала она. – Вы должны это видеть!
– Что там у вас, ребята? – спросил Бракиэль по общекорабельной связи.
– Пока не знаем, – ответила я. – Сейчас посмотрим.
– Кажется, я нашел нужное место для посадки, – сообщил Бракиэль. – Пустил дрона-разведчика, жду… Если что поменяется, сообщу. Конец связи.
Из-за разговора с Бракиэлем я замешкалась и в отсек вошла последней. Сначала в тусклом «экономическом» свете я увидела ребят, сгрудившихся вокруг чего-то большого, затем сумела разглядеть и сам объект. Он оказался похож на капсулу из медлаба, в которой когда-то лежала Льдинка, только больше по размерам и, если можно так выразиться, монументальнее. По форме капсула напоминала гроб с хрустальной крышкой, и в этом «гробу» лежал человек.
Это был юноша. Высокий, наверно, даже выше Фредди, атлетически сложенный, с такими правильными чертами лица, что Леонардо да Винчи от зависти, наверно, съел бы свои кисти. А главное – он казался мне смутно знаком.
Иногда у меня бывает что-то вроде озарений. Зрение словно раздваивается, я вижу то, что есть, а кроме этого – то, чего нет. Возможно, прошлое или будущее, не знаю. Наверно, все-таки прошлое. Глядя на мужчину, лежащего в хрустальном «гробу» (датчики на поверхности непрозрачной части свидетельствовали, что мужчина жив, но находится в режиме гибернации), я вспомнила, как перед тем как начать работать над куклой Немезис, я изваяла ребенка, может, даже эмбриона. Я словно видела свои пальцы, касающиеся воска, я знала, что леплю младенца, но черты лица, выходившие из-под подушечек моих пальцев, были чертами незнакомого мужчины.
Что это?
– Я сейчас, – сказала я, поспешив выйти. Джинн выбежал вслед за мной, остальные остались, озадаченно глядя на лежащего мужчину. Не обращая внимания на вопросы Джинна, я бросилась в кабину, не доходя до нее, открыла отсек, куда мы сложили свою ручную кладь, вытащила чемодан…
– Что ты делаешь? – спросил Джинн, присаживаясь рядом и помогая мне открыть один из моих кофров.
– Ваяю, – ответила я, чувствуя, как по рукам разливается тепло. Я взяла кусок воска и стала лепить так быстро, как никогда до того. – Я знаю его, Джинн. Я его знаю, но не знаю, кто он.
– Я тоже его знаю, – отозвался Джинн. – Я видел его однажды, во сне. И у меня было такое чувство…
– Словно ты встретил кого-то, с кем тебя когда-то разлучили? – спросила я, не прекращая орудовать пальцами. Я не использовала никаких инструментов, кроме собственных рук. Джинн кивнул.
– Знаешь, – невпопад заметила я. – Когда мы с тобой еще не встретились, я называла тебя Мерлином. Не знаю, почему, но мне кажется, это имя больше подходит тебе, чем Джинн.
– Я давно хотел спросить тебя, – сказал он, глядя, как абстрактная человекообразная фигурка все больше начинает походить на того, кто лежал в грузовом отсеке. – …я читал, что имя Дария было у греков и славян. И у него есть короткая форма, Даша. Мне она нравится больше.
Он замолчал.
– Это не вопрос, – улыбнулась я. – Но я понимаю тебя и без обьяснений. Ты можешь называть меня Даша. А я буду звать тебя Мерлин. Идет?
Он кивнул, и я передала ему готовую фигурку.
– Я не знаю, что я сейчас делаю, – призналась я. – Но почему-то мне кажется, что я поступаю правильно. Пошли к ребятам.
Куинни– Ух, ты, похож! – сказала я, взяв фигурку мужчины из рук Дарии.
– Это уже второй раз, когда я леплю его, – ответила та.
– Джинн, кажется, без тебя не разобраться, – Призрак и Фредди тем временем возились с консолью «саркофага». – Похоже, тут какой-то код или пароль.
– Тут, мой друг, не просто код, – сообщил Джинн, положив руки на сенсорную панель консоли. – Кто-то очень постарался, чтобы этого товарища невозможно было разбудить. Но мы попробуем.
Он прокашлялся, привлекая внимание всех присутствующих:
– Так, команда. Надо поработать. Мы с Призраком и Фредди постараемся снять блокировку системы гибернации. Но у меня есть опасения, что с отключением блокировки парня отключит от системы обеспечения. На всякий пожарный, будьте готовы его реанимировать, и…
Он обвел нас взглядом:
– Будьте готовы войти в слияние.
– Так, девочки, – позвала я. – Нас теперь четверо. Делаем ковен, о’кей?
– Это как тогда, когда вы вернули мне Арвен? – спросила Льдинка.
– Да, – кивнула я. – Льдинка, что ты чувствуешь?
– Я? А… ну, он жив, – сказала Леди Лед. – Его организм в порядке, но…
– Что «но»?
– Я могу ошибаться, – призналась Льдинка, – но кажется, он никогда сам не дышал. И не только это – девочки, он всю жизнь был подключен к этому аппарату!
– Но у него есть сознание, – заметила я. – Я чувствую его дух здесь, с нами. Так, когда ребята отключат саркофаг, мы должны будем ему помочь.
– Может, предупредить Бракиэля? – спросила Тень.
– Уже предупредили, – сказал голос Бракиэля по внутрикорабельной связи. – Я нашел место посадки, но увел корабль на следующий орбитальный круг. У нас есть сорок минут, постарайтесь управиться. Не хочу делать больше одного круга: кажется, снизу меня что-то облучило.
– Что? – спросил Фредди.
– Самаэль его знает, – буркнул Бракиэль. – Просто датчик сработал, и нас облучили, но не «зацепили» и не «ведут». Может, кто-то из пагрэ решил звездами полюбоваться, они от природы сами себе система зональной ПВО… вроде меня.
И добавил что-то на иврите, но что именно, мой внутренний переводчик мне не сообщил.
Тем временем Тень, которой я передала фигурку, положила ее в центр круга, который мы с девочками образовали, усевшись прямо на пол. Талисман выскочил было у нее из-за пазухи, но потом залез обратно – в отсеке было ощутимо холодно, градуса три ниже нуля.
Я почувствовала, что внутри меня начинает звучать песня, и, не удержавшись, запела. Мы с ребятами выяснили, на каком языке были мои песни – это оказался древний койсанский язык, язык народа, некогда создавшего могучее государство от озера Виктория до мыса Доброй Надежды и исчезнувшего за полторы тысячи лет до Рождества Христова. Остатки койсанских городов находили и среди песков пустыни Намиб, и в джунглях Конго, и в Танзании, но никто не спешил исследовать их – африканские древности очень мало интересуют цивилизованный мир.
Всем, кто родился в мире этом,Однажды суждено уйти.Пройдя по звездному пути,Что ночь пересекает светом,Мы все когда-нибудь пройдемПо той сверкающей дороге.Но, оглянувшись на пороге,Мы нечто важное поймем.Мы не оставим мир пустым,Уйдя туда, куда не знаем,Мы свое место доверяемПришедшим, сильным, молодым.За ночью следует рассвет,И смерть конца не означает,Смерть просто двери открывает,Для чьих-то новых долгих лет…Возможно, когда я пою, я впадаю в транс. Во всяком случае, окружающее становится размытым, туманным, и в этом тумане то и дело
