— Ты думаешь, что я каким-то образом это подстроила. Ведь так? Считаешь, что я повлияла на императора. — Кестрель медленно надавила на одну из верхних клавиш, так что она не издала никакого звука. — По твоему, это так легко сделать?
— Нет.
— А мне вдруг удалось?
— Да.
Кестрель сыграла короткую веселую трель.
— Пожалуйста, перестань.
Кестрель убрала руки с клавиш.
— Арин, с какой стати мне уговаривать императора заключить с вами мир? Ты ведь понимаешь, что это я предупредила империю о восстании. Это всем известно. Я натравила нашу армию на твою страну.
— Да.
— В Гэрране мы какое-то время дружили, не так ли?
— Да, — хрипло отозвался Арин.
— По-твоему, я поступила, как друг?
— Нет, — прошептал он.
— Но я это сделала. А потом, получается, подстроила подписание спасительного мирного договора? В этом же нет смысла, Арин.
— Есть, — возразил он. — Ты могла передумать.
Кестрель приподняла бровь:
— Вот так резкая перемена.
Арин помолчал. Страх, который ей удалось на время задавить, снова начал разрастаться. Кестрель боялась провала. Однако успех пугал ее ничуть не меньше. И еще — в это мгновение ее сердце сжалось — она поняла, что ужасно боится собственного отца.
Арин повернулся к Кестрель и уставился на нее немигающим взглядом серых, похожих на пасмурное небо глаз. Шрам на щеке проступил, стал ярким и заметным.
— Не каждый способен на резкую перемену, — сказал Арин. — Но ты — да. Я знаю, что ты передумала.
Кестрель закрыла крышку фортепиано. Ситуация начала выходить из-под контроля. Игра пошла по неблагоприятному сценарию. Лучше всего просто уйти. Она встала, но Арин не пустил, перегородив ей путь.
— Не притворяйся, что тебе все равно. Я слышал, что ты играла.
Кестрель попыталась рассмеяться:
— Я сама уже не помню, что играла.
Арин удерживал ее за плечо. Она шагнула в сторону, скинув его руку. Что подумает отец? Кестрель бросила взгляд в сторону полки с ширмой. Потом посмотрела на дверь.
— Зачем ты врешь? — воскликнул Арин. — Перестань! Я слышал музыку. Знаю, что ты убедила императора предложить нам мир.
Кестрель услышала слабый скребущий звук. Показалось? Или нет? С таким звуком достают меч из ножен.
— Ничего подобного.
Арин встал у нее на пути.
— Пропусти, — попросила Кестрель дрожащим голосом.
— К слову о резких переменах: ты ведь согласилась на брак, хотя до этого вообще никогда не хотела замуж.
— Мы уже говорили о том, почему я решила выйти за принца.
— Но все ли причины мы обсудили? — Арин провел рукой по сальным волосам. — Кестрель, я так с ума сойду. Мне кажется, я придумываю лишнее… Или, наоборот, не вижу очевидного. Просто ответь честно. Ты… ты согласилась… выйти за принца из-за меня? Может… ты заключила с императором сделку?
Кестрель помолчала. Из потайного помещения тоже не доносилось ни звука. Она резко вдохнула: у нее получится. Кестрель пообещала себе, что произнесет это. Потом можно будет все исправить. Очень-очень скоро она возьмет свои слова обратно.
— Какой же ты выдумщик, — мягко произнесла Кестрель.
Арин отступил на шаг, в его взгляде читалось сомнение. Да, он настаивал на том, что все знает, но Кестрель поняла: он только недавно пришел к этой уверенности. Пока она не окрепла, ее еще можно сломить. Нужно только надавить на правильную точку, и его уверенность треснет, как зеркальце. В это мгновение Кестрель увидела во взгляде Арина что-то новое, незнакомое, ужасно юное. На мгновение она представила Арина мальчиком, каким он, наверное, был до войны. Его глаза выдавали нежность и тоску, даже изгиб губ подсказывал Кестрель, куда нанести удар.
— Пойми, это же не сказка. Вы, гэррани, сочинили много легенд про богов, злодеев, героев и великие жертвы, — вздохнула она. — В детстве ты, как и я, любил их слушать. Истории намного лучше настоящей жизни, где люди руководствуются в первую очередь своими интересами. Увы, это не слишком поэтично. — Кестрель пожала плечами. — Эгоизм — вообще не очень красивое качество, особенно когда заставляет человека считать, что все на свете так или иначе связано с ним.
Арин отвел взгляд и уставился на фортепиано. Верхняя крышка корпуса была приоткрыта, так что внутри можно было разглядеть натянутые струны. Кестрель медленно обошла Арина по кругу.
— И что же, по-твоему, заставило меня пойти на такие жертвы ради тебя? Твое очарование? Манеры?
Он посмотрел Кестрель в глаза. Она помедлила, скользнув взглядом по шраму. Арин напрягся. Она изогнула губы в легкой улыбке:
— Точно не внешность.
Он сжал зубы. Горло кололи невидимые шипы. Кестрель сама себе была противна, но заставила себя улыбнуться шире.
— Я не хочу обижать тебя. Но ты насочинял себе совершенно дикую историю. Честное слово, это уже слишком. Что за фантазии? Тебе не приходило в голову, что ты просто видишь то, что хочешь видеть?
— Нет.
Но Кестрель уже заметила, как он колеблется.
— Ты же понимаешь, что просто рассказывал себе красивые сказки. Но мы уже выросли из них.
— Уверена? — тихо спросил Арин.
— Я точно выросла. И ты уже не ребенок. Пора взрослеть.
— Да. — Он произнес это слово медленно, со странным изумлением.
У Кестрель внутри все сжалось. Она узнала этот тон. Так говорил человек, который долгое время пребывал в сомнениях, и вот туман рассеялся, пришла ясность, а с ней вернулись силы идти дальше.
— Ты права, — согласился Арин. Он повернулся к Кестрель, но в его глазах не осталось и следа прежнего мальчишки. — Я все неправильно понял. Это не повторится.
Холодно и безразлично Арин коснулся ее руки тремя пальцами. А потом ушел, захлопнув за собой дверь.
44
Дверь закрылась с громким стуком, который эхом разнесся по комнате. Ядовитый страх жег кожу. С каждой секундой Кестрель все больше сомневалась в своем плане и шансах на успех, но упрямо следовала правилу, которому научил ее отец: «Разберись с проблемой, пока та
