Выбравшись наконец из прохода, чудовище обратило на Йона оскаленную ужасными зубами морду. И вдруг в воздух взлетел туго наполненный мешок и, пролетая возле самого его носа, был пронзен вылетевшей откуда-то с другой стороны горящей стрелой. Вспышка яркого пламени с оглушительным хлопком и клубами черного дыма на мгновение скрыла его из виду. Оно же, оглушенное, ослепленное и испуганное, отпрянуло назад. Йон молил все естественные и сверхъестественные силы о том, чтобы они помогли ему как можно дольше затянуть время. Когда чудовище, опомнившись, показалось из рассеивающегося дыма, глаза его вновь горели злобой и решимостью уничтожить все на своем пути. Кровь уже не била фонтанами, а струилась по телу обильными потоками. Оно вновь обратило на Йона свой испепеляющий взгляд, и он заметил едва уловимую медлительность в его движениях. Существо глубоко и тяжело вдохнуло воздух, Йон же размахнулся и метнул меч, который на половину своей длины вонзился ему в глаз. Сомкнув челюсти, чудовище задохнулось, закашлялось, испуская из ноздрей и пасти клубы своего смертоносного дыма, и упало грудью на землю. Некоторое время оно билось, отчаянно глотая воздух, затем все еще проворно поднялось на ноги и принялось, изогнув голову назад, взмахивать лапой, пытаясь зацепить когтями рукоять меча, торчащего из глаза. В конце концов ему это удалось. Оно вырвало меч из глаза, отшвырнув его в сторону. И тут оно в первый раз оступилось, сильно качнувшись в сторону и припав на ногу. Йон, прячась за камнями, бросился к упавшему мечу и вдруг заметил, что кровь перестала стекать с шеи чудовища. Подобрав брошенный кем-то длинный шест, он разбежался и, упершись им в землю, взлетел на большой камень рядом с существом, которое, вновь поднявшись на ноги, качнулось в другую сторону. Дыхание его стало заметно тяжелее. Йон увидел на месте пеньков от срубленных выростов багровые пенные шапки и понял, что кровь, загустев, закупорила раны. Изумившись в очередной раз его жизненной силе, Йон с помощью шеста опять спрыгнул ему на спину и срубил пеньки почти до основания. Чудовище вновь сбросило его, но уже не с такой силой и быстротой. Кровь опять брызнула фонтанами, щедро окропив летящего Йона. Но фонтаны быстро ослабели, превратившись в потоки: бо́льшая часть крови покинула тело. Чудовище вяло повернуло в сторону вставшего на ноги Йона голову с отвисшей челюстью, второй глаз его уже не сверкал, хотя был еще полон злобы. И тут все его невообразимо длинное тело содрогнулось от первой судороги. Оно выгнулось дугой и жутко затряслось, затем передняя часть рухнула на землю, и оно стало биться и извиваться в ужасных предсмертных конвульсиях. Йон отбежал подальше, чтобы не быть раздавленным этой огромной массой, и робкая, недоверчивая радость начала наполнять его душу. Он понял, что мгновения чудовища сочтены. Кровь все еще текла из ран, разбрызгиваясь в такт его судорожным движениям. Оставшийся сильно выпученный глаз казался чем-то чужеродным, изо всех сил старавшимся покинуть свое вместилище. Дыхание также стало прерывистым и жадным, словно существу не хватало воздуха.
Судорожные биения чудовища продолжались довольно долго, постепенно ослабевая. Дыхание, став похожим на захлебывающийся кашель, также угасало. Кровотечение вновь остановилось, но освежать раны, судя по всему, было уже не нужно: существо умирало. Глаз ввалился, закатился и потускнел, наполовину прикрывшись веком. Вытянутые ноги с растопыренными пальцами медленно обмякали. Йон подошел ближе – что-то заставило его это сделать. Вместе с ликованием в его душе появилась тяжелая задумчивость. Он опять вспомнил умиравшее на его глазах маленькое животное в глубине холодной пещеры. Его вдруг осенила мысль, что именно этому созданию, в конце концов, народ каинов обязан своим избавлением. Ведь оно своей смертью подсказало Йону путь к победе, и неизвестно, как бы все обернулось, не окажись он ее свидетелем. Оно, вне сомнений, заслужило благодарности и почестей от всего народа, а его захоронение достойно было быть отмечено надлежащим образом, чтобы люди могли воздать ему должное. Вместе с тем Йон проникся глубокой жалостью к другому существу, таящемуся где-то в глубинах этой огромной поверженной массы. Существу, которое, будучи слабым и безобидным, волею злой судьбы превратилось в беспощадного сеятеля и жнеца смерти. Ибо само оно не было повинно в этом, став безропотной жертвой неведомых жестоких сил, явившихся из-за грани постижимого в обличье света Тьмы, имя которому – Йог-Сот-Тот. Именно эти силы были повинны в несчетном множестве кровавых смертей и вечном ужасе, висевшем над многими поколениями его предков. Кошмарное же существо, движимое в своей жестокости не более чем голодом, было лишь слепым и безотчетным орудием их разрушительной сути. Что-то подсказывало Йону, что их черные дела вершатся непрерывно в разных уголках Земли в бесконечном разнообразии своих жутких проявлений. Что происходило это с самого возникновения мира и будет продолжаться до самого его конца, если он когда-нибудь наступит. И чем дольше смотрел он на поверженное и уже безопасное чудовище, тем больше видел в нем то маленькое и беззащитное животное, казалось, совершенно не приспособленное к жизни и жестоко ею обиженное. И, в довершение всего, безжалостно изувеченное и обреченное на гибель его рукой… С этими самому ему непонятными мыслями он, непроизвольно и неожиданно для себя, подошел к неподвижному существу и сомкнул веки на его помутневшем глазу.
Тут он почувствовал, что он не один. Обернувшись, увидел своих воинов, целых и невредимых, в полном составе, а также – всех их помощников из окрестных деревень. Все они безмолвно стояли поодаль, не решаясь приблизиться, и с ужасом взирали на лежащего гиганта, не веря в то, что он мертв. Йон, вложив меч в ножны, направился к ним и со слезами на глазах принялся обнимать всех по очереди. Люди наконец очнулись, и ими овладело неистовое ликование. Не помня себя, они прыгали и плясали, как маленькие дети, катались по земле, обнимали друг друга, громко смеялись и плакали. Это продолжалось до тех пор, пока они совсем не выбились из сил. Затем они уже без страха собрались вокруг чудовища и принялись с огромным любопытством его разглядывать. Ведь они, сытые по горло многочисленными ужасными рассказами о нем, никогда не видели его своими глазами. Им казалось чудом, что они просто смотрят на него совершенно спокойно,