Тогда властители, словно обезумев, начали уничтожать свой собственный народ. По всей стране начались массовые похищения людей. Нередко за ночь вдруг опустевали целые деревни или городские кварталы. Вооруженные похитители, особо не скрываясь, ночами гнали толпы похищенных по пустынным местностям вдали от дорог, днем же останавливались на отдых вдали от поселений. Все эти толпы стекались к столице и загонялись в те самые лагеря. Однако теперь их обитателей было намного меньше, чем во времена войн. По ночам же несчастных, как в былые времена пленников, отправляли все в то же подземелье. Население страны, хоть и едва заметно, стало уменьшаться. Простых людей вновь охватил ужас. Рассказы о таинственном сиянии и о жутких чудовищах уже не пугали их так, как ожидание в любую ночь быть схваченными и брошенными в эту проклятую бездну, из которой нет возврата. И вновь, словно в ответ на людские мольбы о защите и сострадании, обращенные к властителям, в городах и на многолюдных дорогах зазвучал уже знакомый всем запрет. Тогда люди стали наконец понимать, что им не получить защиты от своих повелителей, что боги, очевидно, за что-то сильно разгневались на них и обрекли на уничтожение. По городам и деревням поползло отчаяние, лишая покоя и сил, сея скорбь и обреченность.
И именно в это время у входов в подземелье вдруг появились первые завалы. Сначала их было лишь несколько. Они возникли, казалось, сами собой, ибо никто не видел, кем, когда и как они были сооружены. Стражники, обнаружившие их ранним утром, сообщили своему начальнику, он – особому смотрителю, и так далее. Фараон, услышав об этом, не поверил даже заверениям своих приближенных, уже увидевших это своими глазами. Когда же, доставленный на место, убедился во всем воочию, он пришел в ярость, повелев немедленно убрать завалы, не оставив и следа, а дерзнувших совершить это преступление достать из-под земли. Тут же на место были пригнаны рабочие, которые начали было разбирать завал, но вдруг с выражением ужаса на лицах замерли, как изваяния. Надсмотрщик лишь безмолвно указал рукой на одну из плит. Все присутствующие, включая фараона, взглянув на нее, обомлели. На ее поверхности столь искусно, как это мог бы сделать лишь очень хороший мастер, был высечен символ верховного бога, а рядом с ним – особые знаки, обозначавшие проклятие богоотступника – одно из самых страшных проклятий этой земли. По воле богов к носителю этих знаков нельзя было не только прикасаться, но и приближаться на определенное расстояние. Всякий нарушивший эту волю, независимо от ранга и положения, объявлялся парией и изгонялся отовсюду, будучи обречен на голодную смерть. Все присутствующие были ошеломлены, даже в глазах фараона на какое-то время застыли смятение и испуг. Однако он первым овладел собой и с раздражением заметил, что это странное место, построенное неизвестно кем явно вопреки воле богов, было изначально обречено на эту участь. И удивительно, что это произошло лишь сейчас, а не гораздо раньше. Он приказал поставить здесь надежную охрану, чтобы никто случайно не нарушил священного запрета, а затем повелел всем разойтись. Однако охрана почему-то была поставлена не только у заваленных входов, но и у всех остальных, что опять повергло людей в недоумение: зачем она нужна у наглухо закрытых незыблемых ворот, да еще после этих слов фараона? Но вслух, разумеется, никто этого не высказал.
Через некоторое время заваленными оказались еще несколько входов, среди которых был и самый большой, а охрана, поставленная у них, бесследно исчезла. Но главное, божественные символы, выбитые, как и раньше, на одной из плит, были вызолочены и располагались так, что солнце освещало их одинаково в течение всего дня, и их яркий блеск был виден издалека. Это явление вновь, и даже еще больше, чем предыдущее, переполошило придворных, а фараон был уже не на шутку встревожен. Ибо этот знак не оставлял никакого сомнения в его божественном происхождении и выглядел весьма красноречиво. После этого происшествия один из советников, набравшись храбрости, деликатно посоветовал фараону повиноваться воле богов и, чтобы заслужить их милость и показать всем единство с ними, самому продолжить начатое ими дело. Фараон с раздражением отверг его совет, хотя и не разгневался. Но через какое-то число дней еще несколько входов в подземелье были невесть когда и как заложены глыбами и обломками плит. Начальнику стражи, правда, бросилось в глаза то, что все заваленные и сейчас, и прежде входы располагались вблизи больших скоплений глыб и обломков, откуда их несложно было дотащить. Однако он ни с кем не поделился этим наблюдением и никому не высказал своих мыслей, которые, возможно, у него появились.
Эти новые завалы повергли в ужас всех, кто пришел на них посмотреть, включая и фараона. Ибо возле них были найдены обгоревшие скелеты, облаченные в одежду стоявших здесь стражников. Символы же на камнях, также вызолоченные, были дополнены изображениями и знаками проклятий всех богов, а также надписью, говорящей о том, что за этими дверьми таится То, что посягает на их величие. Волею всех богов Оно должно быть навеки заточено в этой каменной бездне, а на саму бездну наложены проклятия забвения и неприкасания.
Вняв наконец здравому смыслу, фараон повелел запечатать и завалить все остальные входы, а затем забыть об их существовании, как и о существовании самого подземелья, запретив какие-либо упоминания о нем. Охваченные страхом люди, от самых бедных крестьян до самого фараона, принялись как никогда усердно возносить молитвы и приносить щедрые жертвы богам, дабы вымолить их прощение и вернуть их благосклонность, утраченную из-за недостойных деяний и мыслей. И боги не сразу, но все же даровали им прощение. По прошествии некоторого времени в городе перестало появляться зловещее сияние, а также другие страшные явления. Люди почти перестали умирать непонятно отчего и убивать себя. Не стало больше ужасных чудовищ, а женщины теперь рождали лишь нормальных младенцев. Похищения людей также прекратились. Правда, иногда тут и там продолжали появляться слухи о пропажах рабов, бродяг и нищих, а также ходили
