– Я только передаю, что услышала, – заметила Мойя. – Понимаю, все обвинения Хэгнера и Коннигера – полная чушь, и все-таки вдруг…
– Мойя, как ты могла такое подумать!..
Мойя покачала головой и подняла руки.
– Нет-нет, я имела в виду немного другое. – Она оглядела друзей, которые почувствовали серьезность момента и оставили свои дела. – Может, вождем надо стать тебе?
– Вожди кланов – всегда мужчины, – напомнил Рэйт.
– Нет, – заявила Мойя. – Не обязательно.
– Ну, как правило, и это связано с тем, что любой член клана может бросить вождю вызов и сразиться с ним за власть, – откликнулся Рэйт. – По крайней мере, так происходит… происходило в Дьюрии. Немногие женщины способны управляться с копьем или с топором. Вождь должен уметь повести мужчин на битву, и поэтому он – самый сильный и крепкий из всех.
– Жители Рэна не ходят на битву каждую неделю, – напомнила Мойя. – Ни разу ни одной битвы не видела.
– И все же мужчина лучше обеспечивает порядок.
Лицо Мойи окаменело.
– Вроде как у нас порядок обеспечивает именно Персефона. Если уж речь зашла о порядке, я предпочла бы того, кто думает головой, а не тем, что ниже пояса!
Присутствующие заулыбались и покосились на Брин, вид у которой стал озадаченный.
– Разве она выстоит с ним в схватке один на один? – спросил Рэйт.
– Не следует выбирать вождя по умению убивать, – сказала Мойя. – Как должно быть и что получается на самом деле – вещи очень разные. Увы, подобные споры решаются именно в поединке.
– Значит, ей нужен заступник, который сразится с Коннигером, – предложила Брин. Мойя и Рэйт посмотрели на девочку. – В соответствии с Укладом любой может выставить взамен себя защитника, если только тот согласен драться и не претендует на место вождя.
– Правда? – спросила Мойя.
Брин кивнула.
– Я думала, это известно всем.
– Не все изучают Уклад подробно, как ты, Брин. – Мойя повернулась к Персефоне. – Вот видишь! Пусть Рэйт сразится с Коннигером, и ты станешь вождем клана!
– Не стану я никого просить рисковать ради меня жизнью!
– Он сражается с богами! Ты попросишь его убить только Коннигера. Вряд ли это так уж рискованно.
– Фрэи вовсе не боги, и мне все равно, будь то Коннигер или Кобб. Я не стану рисковать никем, особенно человеком, которого едва знаю, – заявила Персефона, избегая смотреть на Рэйта. Он к ней неравнодушен, а она назвала его чуть ли не посторонним. – Ты просто не хочешь, чтобы Коннигер выдал тебя замуж за Хэгнера.
– Конечно, не хочу. Тебе бы такое понравилось? Однако дело не в этом. В критических ситуациях все рассчитывают именно на тебя, и никто не усомнился в твоем решении поместить фрэю в чертог. Хотя я была совсем ребенком, я помню голод и как ты нас спасла. Кстати, моя мать тебя ненавидела.
– Ну спасибо, Мойя. – Персефона нахмурилась. – Всегда приятно добавить еще одно имя к длинному списку тех, кто меня ненавидит.
– Дай договорить! – Мойя закатила глаза. – Она проклинала тебя каждую ночь, потому что ты убедила Рэглана ограничить выдачу зерна. – Мойя повернулась к Брин, тут же отложившей шерсть в сторону: Брин обожала истории. – Долгая Зима закончилась, настало лето, урожай поспевал прекрасный, но все голодали, потому что Персефона потребовала не открывать зернохранилище.
– За это меня ненавидели многие, – тихо сказала Персефона, вспоминая худший год в своей жизни. Тогда ей удалось уцелеть лишь потому, что она была уверена: хуже и быть не может. Вероятно, именно поэтому после предсказания Сури о скорой гибели в далле все и пошло вверх дном: богам вздумалось доказать Персефоне, что она не права.
– Мать говорила, Рэглан потакает тебе лишь потому, что ты едва не умерла в родах за несколько недель до этого, – продолжила Мойя. – Он о тебе волновался, и мать заявила, что ты воспользовалась своей потерей. Якобы ты уменьшила выдачу зерна для того, чтобы и остальные страдали с тобой вместе.
– Неужели твоя мать так и сказала?
Мойя кивнула.
– И еще ты удивилась, почему я не плакала на ее похоронах? У меня были причины.
– И что случилось дальше? – спросила Брин. – Я никогда не слышала эту историю.
– Жаль, не могу сказать того же и о себе, – проговорила Персефона, глядя на дождь.
– Брин, ты была совсем крохой. Сколько с тех пор прошло? Лет десять? – спросила Мойя.
– Одиннадцать, – ответила Персефона. – Давайте лучше не будем вспоминать.
– О, нет! Ты должна рассказать до конца! – взмолилась Брин. – Может, я стану следующей Хранительницей, и эта история пригодится мне в будущем. Вдруг подобное случится опять? Пожалуйста!
Мойя пожала плечами.
– Рассказывай, Сеф. Ты знаешь лучше всех нас.
Персефона долго молчала, потом вздохнула и продолжила:
– Началось все с Туры. Она пришла из лесу и предупредила нас с Рэгланом о том, что будет голод. Я поверила, он нет. Отчасти потому, что Тура редко наведывалась в далль. И если уж она пришла, то причина у нее была веская. Другая причина заключалась в том, что я знала, как мало у нас припасов и как сильно люди хотят отъесться после долгого сидения на одном пайке. Я убедила Рэглана закрыть зернохранилище. Люди голодали и едва не взбунтовались. В подобных мерах они не видели никакого смысла. Я никогда не спорила с Рэгланом столь яростно, но отступать было нельзя. Наверно, он согласился, чтобы меня успокоить. Не знаю. Однако моим мольбам он внял.
Персефона замолчала, и в хижине стало тихо.
– Весной все было хорошо. Урожай обещал быть обильным, и все смотрели на меня с ненавистью. Пришлось коротать теплые деньки взаперти. И тут нагрянула непогода. Бури длились много недель. Ветер, град и дождь погубили все посевы. Потом наступила засуха – два месяца без единой капли дождя. Едва мы подумали, что хуже некуда, как на нас обрушилась ранняя зима. Из припасов было лишь то, что осталось в зернохранилище. Так начался Великий голод. Многие умерли. Тела складывали в снегу, потому что земля слишком промерзла, чтобы копать могилы. И мы решили подождать с погребением до весны. Когда тела начали исчезать, мы с Рэгланом молились об одном: лишь бы это сделали дикие звери или даже оборотни.
– Мы выжили благодаря тебе! – перебила Мойя. – Иначе погиб бы весь далль, и все это прекрасно знали. После того случая люди стали к тебе прислушиваться. Да и сейчас тоже. Тебе просто нужно с ними поговорить.
Персефона покачала головой.
– Вождь – Коннигер.
– Конечно, пока да, но если ты…
– Нет, Мойя. Неужели не понимаешь? Что случилось бы той весной, когда Рэглан урезал паек, если бы твоя мать нашла себе дьюрийца и бросила вождю вызов? Вряд ли бы тебе понравился результат, верно? Вождь из Коннигера так себе, по крайней мере, сейчас. В будущем все наладится, надо лишь его поддержать.
