Рэйт стоял над скрюченным телом Персефоны, тщетно сжимавшей брошенный им щит, и жалел, что не он был ее Щитом. Тогда Рэйт находился бы с нею рядом, даже если бы это означало гибель для них обоих.
«Как странно, что я не ценю ничего, пока не утрачу: семью, отца, Дьюрию, ее…»
Он медленно склонился над Персефоной.
– Прости, что меня не было рядом, – сказал Рэйт и поцеловал ее в лоб, удивившись, какой он теплый. Обычно…
Она резко проснулась и отпрянула, сбитая с толку и напуганная. Потом она их узнала.
– Рэйт? – слабым голосом спросила Персефона.
Остолбенев, Рэйт шумно втянул в себя воздух.
– Ты… ты цела? – потрясенно выговорил он.
На лице его расплывалась широченная безудержная улыбка. Персефона помедлила и покосилась на медведя, лежащего в дверном проеме. Она чуть кивнула.
– Да… думаю, что да. И вы все тоже целы! – Ее глаза заблестели, и она обняла Рэйта. Крепко прижав его к себе, она тут же убрала руки. – Коннигер сказал… Похоже, соврал. – Заметив Сури, она отстранилась и воскликнула: – Ты жива!
– А у тебя черные волосы, – ответила девочка-мистик, потом посмотрела на мертвого медведя. – Сейчас мне не до игр.
– Я вовсе не играла. Я… – Персефона умолкла и оглядела рол. – Как насчет Мэйв? Где она?
Лица присутствующих омрачились, особенно у Сури.
– Мэйв погибла… Грин… – Сури продолжала изумленно таращиться на зверя, лежащего в дверях. – Не думаю, что Грин была демоном. Она просто медведь. Мэйв сражалась с Бурой – сражалась ради меня, кажется.
– Мэйв сражалась с Бурой? – изумленно спросила Персефона.
– Посохом Туры. – Сури подняла палку. – Она была свирепа! – Сури погладила волка. – И Минна тоже.
– Давно ли вам известно об этом месте? – спросил Нифрон, пока галанты проскальзывали в рол и бродили вокруг каменных колонн, восхищенно разглядывая стены.
– Только что узнали, – ответила Персефона. – Спасибо Сури.
Глава галантов обернулся и посмотрел на мистика.
– Девочка с татуировками? – спросил он.
– Это оно самое? – спросил у Нифрона Сэбек, показывая на испещренные рунами стены.
– Страйкер! – окликнул Нифрон, и гоблин подошел ближе. – Вок он хэсс? – обратился к нему Нифрон на неприятном языке, звучавшем как нечто среднее между кашлем и фырканьем.
Страйкер сдвинул капюшон, обнажив уродливое лицо и голову. Он всмотрелся в письмена. Существо, которое Рэйт считал слишком уродливым, чтобы думать о нем как о человеке, медленно и неуклюже обошло палату. Гоблин поднял руку и указал на руны когтями.
– Эт ом ха, – ответил он Нифрону и кивнул.
Фрэй улыбнулся.
Рэйт протянул Персефоне руку.
– Уже почти рассвело. Думаю, пора отвести тебя домой.
Глава 27
Когда боги сражаются
«Я не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, ни головой. Меня заставили наблюдать, не позволив даже крикнуть».
«Книга Брин»Мрачная процессия покинула лес, едва начало светать. Персефона, Рэйт, Малькольм и Сури следовали за фрэями, которые несли останки Мэйв.
Перед этим Персефона отыскала Черное Копье Мэта там, где уронила – на лужайке, ставшей полем боя. Оружие лежало посреди мертвых тел. Она радовалась, что Рэйт с Малькольмом уцелели, но то была невеселая победа. Многие из погибших прожили в Рэне всю жизнь. Персефона знала их родителей, семьи и друзей, и даже собственное спасение не могло облегчить ее совесть.
Бредя по высокой траве, Персефона вымочила утренней росой ноги и подол платья. Она устала еще до битвы с огромным медведем, теперь же умаялась до полного изнеможения и чувствовала себя пустой до такой степени, словно ее не было вовсе. Со смертью Коннигера и медведя некая часть ее жизни подошла к концу. Память о Рэглане понесла невосполнимые потери. Известие о том, что у него с Мэйв был ребенок, потрясло Персефону, но приказ убить младенца и утаивание правды долгие годы были уже за гранью ее умения прощать. Персефона черпала в Рэглане силы, когда он был жив, после его смерти – в воспоминаниях о нем. В то утро она больше не могла на него опереться, и понятия не имела, откуда у нее берутся силы, чтобы продолжать идти.
Сури была не менее мрачна, наблюдая занимающийся рассвет. Она что-то крепко сжимала в кулаке и поглядывала на него с растущей тревогой.
– Что там у тебя? – спросила Персефона.
– Кость, – ответила Сури.
Месяц назад подобный ответ удивил бы Персефону, однако в то утро Сури могла бы смело сказать, что в руке у нее – бьющееся сердце Тэтлинской ведьмы, и Персефона бы даже не моргнула.
– Грин собиралась убить всех нас.
– Поэтому ты и пошла на медведя? Ты думала, он нападет на далль?
Сури кивнула.
– Кость сказала, что Грин нападет сегодня утром.
– Похоже, Магда была права. Мы сделали, как она сказала, и Грин погибла. – Сури ее слова ничуть не убедили. – Ну, что не так?
– Знаки, которые я видела, указывали на нечто большее… Грин была охоча до человечьего мяса, но при этом оставалась всего-навсего медведем.
– Наверно, ты не так прочла. Увидела бо́льшую опасность, чем грозила нам на самом деле.
– Что думаешь, Минна? – спросила Сури.
Волчица тяжело дышала, высунув язык, с которого капала слюна.
– Минна сомневается, – объяснила Сури. – А Минна очень умный волк, пожалуй, самый мудрый волк в мире!
Свет встающего над зазубренными вершинами солнца окрасил небо в лиловый и оранжевый цвета и засиял на стенах Далль-Рэна. Персефона разглядела стяги, хлопающие над крышей чертога. Она замедлила шаг, потом остановилась, посмотрела на Сури и прищурилась. Вдруг Сури прочла знаки верно? Вдруг волк прав?
– Что не так? – поинтересовался Рэйт, заметив, что она отстала.
– Никто не дует в рог, – ответила Персефона.
– Что тут необычного? – спросил Малькольм. – Ведь это всего лишь мы, к тому же сейчас слишком рано.
– На оборонительной стене нет ни души!
* * *Обойдя стену, они обнаружили ворота открытыми – обе створки широко, слишком широко распахнуты. Обычно рано поутру далль покидали лишь Дэлвин и Гэлстон, но они пользовались только левой створкой, потому что ворота были тяжелыми, и правая створка всегда застревала. Вдобавок ворота были открыты не наружу, а внутрь. Массивные створки гораздо проще толкать, нежели тянуть…
«Все дело в нервах и усталости, – убеждала себя Персефона. – Было бы странно, если бы после всего случившегося я не испытывала безотчетного страха».
И все же она не могла избавиться от чувства тревоги. Она представляла, как идет мимо хижин и видит всех убитыми, как лежали среди деревьев воины Коннигера. Когда они вошли в распахнутые ворота, зрелище было куда менее ужасающим, однако гораздо более зловещим.
Все жителя далля стояли идеально ровными рядами перед чертогом, лицом к воротам. Персефона поразилась размеру толпы. Даже на вечерних сходах, подразумевавших присутствие всех, их не было так много. Больные и раненые оставались дома, а больные
