Проходя мимо нее, шепнул свой адрес и медленно пошел вдоль улицы.
Зинка осталась на месте, затем присоединилась к девчонкам и, хихикая, шла с ними, ничем не показывая, что собирается навестить мое скромное жилище.
Не успел я повесить пальто на вешалку, как в дверь осторожно постучали.
«Бегом, что ли, бежала?» – пришло мне в голову, когда повернулся, чтобы открыть дверь.
Зина стояла в расстегнутом пальто, тяжело дыша, и смотрела на меня шалыми глазами.
Я отступил в сторону и дал ей пройти. Закрыв дверь, начал помогать снять пальто. Оставшись в платье и кофточке, Зина, сняв войлочные ботики, схватила меня за руку и сказав: «Показывай, где у тебя кровать», – потащила в комнату.
Через два часа мы с ней пили чай на кухне. Вымотанный до предела, я хотел одного – улечься в койку. Зато моя гостья чувствовала себя прекрасно, Она, похоже, не собиралась идти домой. Зина сидела, накинув мою рубашку на голое тело, и беззастенчиво демонстрировала задорно торчащие груди.
«Вот еще одну чашку выпьем, и скажу ей, что пора и честь знать», – думал я.
Однако некий орган, отдохнув, решил, что еще не вечер, поэтому речь о прощании я так и не завел.
«Все-таки хорошо, что есть квартирка, – думал я, направляясь в сторону родительского дома. – Сейчас даже стыдно вспомнить, как в той жизни приходилось зимой с девчонками по подъездам отираться. Только под юбку залезешь или бюстгальтер расстегнешь, опять какой-нибудь жилец запоздалый домой топает. И начинаешь все по новой».
Летом можно было в лес пойти, но там комары да мошки портили всю малину. Да и подглядывальщиков там хватало.
Время было около пяти, и я никуда не торопился. Зинку все-таки пришлось отправлять домой насильно. Он намеревалась у меня оставаться до ночи, мотивируя это тем, что ребенок у бабушки, а муж в рейсе.
Настроение у меня испортилось, когда она начала жаловаться на мужа, дескать, тот в постели не особо себя проявляет, не то что я.
Было бы мне семнадцать лет на самом деле, я, наверно, задрал бы нос кверху после таких слов. Но прожившему жизнь человеку стало противно.
«Лучше бы ты мужа не вспоминала! Не нравится – возьми и разведись. Завтра, может, так же будешь говорить обо мне, – ядовито вертелась мысль в голове. – Нет уж, провели седьмое ноября в постели, отпраздновали, так сказать, пятьдесят первую годовщину революции, и на этом закончим такие встречи».
И я намекнул, что меня ждут дома, поэтому нам нужно закругляться.
Зина сначала обиделась на мой намек, но быстро пришла в себя. От провожаний мы благоразумно отказались.
– Я тебя еще навещу, – улыбаясь, сказала она в дверях на прощание. Я же ничего на это не ответил, только чмокнул пухлую щечку.
Дома меня ждал накрытый стол, ждали только меня. Отец для порядка надел свой китель с майорскими погонами, украшенный орденами и медалями, и мы слегка отметили сегодняшний праздник.
Потом разговор опять перешел на мою работу, мама так и не смирилась с ней и вслух строила планы, куда я буду поступать после армии.
Не хотелось портить ей настроение, поэтому я послушно кивал головой в ответ на все ее предложения.
Незаметно наступила зима. Иногда казалось, что вся моя прошлая жизнь была просто сном, закончившимся этой весной. Но сном очень полезным, дававшим возможность выбрать другую дорогу в будущее. К сожалению, я знал о свободе выбора не понаслышке и прекрасно понимал, что каждое решение одновременно ограничивает меня в выборе следующего.
Решение работать барменом, собственно, ничем пока не грозило. Вскоре у меня будут права с тремя категориями, так что если надоест работа за стойкой, можно сменить ее на таксиста. Тем более что в лихие девяностые такой опыт пришлось получить. Когда месяцами не выдают зарплату, приходится крутиться как можешь.
Можно было подумать о заочной учебе в институте торговли. Но из-за маячившей впереди службы пришлось этот вариант временно откладывать.
А пока я исправно ходил на работу, меня узнавали на улице и здоровались десятки людей. Даже появилась постоянная клиентура, оставлявшая изрядные чаевые. Зина Бахирева несколько раз намекала на продолжение наших отношений, но мне этого не хотелось. Зина, правильно поняв мои недомолвки, быстро от меня отвязалась и успокоилась, загуляв с приятелем Виноградова.
На учебе также все было неплохо, Ефремович меня освободил от занятий, и я большую часть времени проводил в гараже, помогая Петровичу в ремонте. Зато мой заместитель в команде Вовка Иванов не переставал удивлять. В очередной заезд он ухитрился загнать «Урал» с кунгом в самую глубокую канаву на пустыре. Как Ефремович не ругался, но пришлось ему все-таки заводить пятьдесятчетверку и вытаскивать тяжелую машину.
Сам «Урал» остался практически невредим, а вот кунгу наступил полный крандец.
Десятого февраля мне исполнилось восемнадцать лет, а первого марта я успешно сдал экзамены на водительские права. В отличие от своих товарищей, я сдавал еще вождение на мотоцикле. Заботливый Ефремович расстарался для меня, не забыв посыпать песком бревно, по которому нужно было проехать, и также песком нарисовать восьмерку.
Экзамены сдали дружно, даже Иванов. Инспектор, сидевший в кабине, вздрагивал, матерился, тяжело вздыхал, но ставил зачеты всем подряд. Советской армии нужны адские водители.
Сложнее было с письменным экзаменом, но и тут все решалось без проблем.
Дома я с гордостью показал новенькие права и талон, пока еще девственный, без единой дырки.
– Может, бросишь свой бар, пойдешь к нам водителем, – без особой надежды в голосе предложила мама.
– Не, мама, не пойду, все равно через месяц в армию, зачем зря дергаться, – сообщил я в ответ.
Что меня напрягало, так это отношения с Леной. По мере приближения предстоящего призыва она все больше нервничала, на свиданиях плакала и требовала доказательств любви. Вообще ситуация была дурацкая. Ведь доказательств в основном требуют парни. А тут черт знает что, все шиворот-навыворот.
На женские слезы всегда смотреть неприятно, наверно, это генетически
