– Так точно, удовлетворен, товарищ майор. В порученной мне машине обнаружены следующие неисправности и недостатки.
В течение минут десяти я перечислял все то, что нарыл за время осмотра. Майор слушал меня, склонив голову набок и прищурив глаза. Толик тоже оставил в покое свою «волжанку» и, открыв рот, слушал мои слова.
– Какие у вас будут предложения по ремонту, товарищ рядовой? – пожевав губами, спросил майор.
– В настоящее время машина может эксплуатироваться, однако в течение летнего периода необходимо провести следующий ремонт…
Еще в течение нескольких минут я перечислял, что нужно заменить и сделать, чтобы безопасно передвигаться на этом вездеходе.
– Меня вообще Дмитрием Федоровичем зовут, – неожиданно сказал зампотех и, сняв фуражку, добавил: – Что могу сказать, солдатик, котелок у тебя варит.
Среди его поредевшей, совершенно седой шевелюры был хорошо заметен длинный уродливый шрам.
Заметив мой взгляд, он пояснил:
– Это мне в сорок пятом году досталось, под Кенигсбергом. Полгода в госпитале провалялся.
Я в ответ сказал:
– Мой отец тоже в сорок пятом был ранен, только в самой Польше.
– Да, многих людей война зацепила, – вздохнул офицер. – Ладно, паренек, трудись, не буду мешать, но завтра перед выездом специально приду, проконтролирую, что да как.
Он повернулся и пошагал дальше.
Через час ушел Толик, на прощание сказав, чтобы я закрыл все сам и сдал под охрану, а если у него хоть что-то пропадет, то мне песец.
Нитрокраска на колесах никак не хотела сохнуть, не знаю, что уж в нее было намешано. Еле дождавшись момента, когда она перестала прилипать, я быстро начал ставить их на место.
Вроде все, что мог, на сегодня выполнил. Народа к этому времени в парке убавилось. Я убрал машину в бокс и закрыл ворота. Идти в роту не хотелось, на верстаке валялась замызганная книга «Военный ремонт автомобиля ГАЗ-69».
Взяв книгу, я перебазировался в яму, включил там переноску и, усевшись на табурет, приступил к чтению. В ДОСААФе такой учебник имелся, но там мне было не до него, хватало других забот.
Сейчас же я сидел в холодке и просматривал карты ремонтных работ.
«Молодцы все-таки вояки, – думалось мне. – Не надо быть семи пядей во лбу, открывай книжку и делай, растолковано, как для детского сада».
Заскрипела входная дверь, и раздался голос Яшенкова:
– Сапаров, мать твою, куда ты делся?
– Здесь, товарищ старшина, под машиной, – крикнул я и начал выбираться наверх.
Оценив мой рабочий вид – в спецовке, в одной руке раскрытое руководство, в другой переноска, – старшина одобрительно покачал головой:
– Вижу, вижу, не сачкуешь, парень, – пробурчал он.
«А то, – подумал я. – Создавать деловую рабочую обстановку – наше все!»
– Ну как, разобрался? – спросил он, обходя отмытую от пыли машину.
– Так точно, товарищ старшина, разобрался, – сообщил я. – Машина к выезду готова. Масло заменено, зажигание отрегулировано, люфты, где возможно, убраны. Тормоза прокачаны. Только заправиться – и можно в рейс.
– Хм, а кто тебе помогал тормоза качать? – с любопытством спросил Яшенков.
«Точно Толян уже кому мог, всем рассказал, что я его послал подальше, даже старшина в курсах», – понял я.
– Из соседнего бокса ребят попросил, они мне помогли, – ответил я, улыбнувшись.
Яшенков в ответ ухмыльнулся и сказал:
– Я с тобой тоже все берега попутал, начальство кричит: скорей, скорей, Климов уже достал. Забыл совсем, что в журналах инструктажа ты не расписался. Сейчас опломбируем бокс и пойдем на ПТК, там в журнале распишешься.
Когда старшина закрыл бокс на замок и сделал оттиск печати на пластилиновой пломбе, я на всякий случай его предупредил:
– Товарищ старшина, мне старший сержант Иванов обещал голову оторвать, если у него что-нибудь пропадет. На всякий случай взгляните: у меня при себе ничего нет.
Старшина ухмыльнулся:
– В свидетели берешь? Так, может, ты за это время полбокса в кустах распихал, во-он там, у забора. Не ты первый, между прочим. Может, пойдем глянем? – И решительно направился в сторону забора.
Я последовал за ним.
Яшенков сунул руку между веток… и вытащил оттуда пару гаечных ключей.
– Хе-хе, не ты ли, Сапаров, их туда засунул? – ехидно улыбаясь, спросил он.
Я улыбнулся не менее ехидно:
– А вы, товарищ старшина, отпечатки пальцев снимите. Работал-то я без рукавиц, мне их как-то забыли выдать.
– Слушай, а это идея, – воодушевился старшина. – У всех, на хер, рукавицы отберу и все, что найду, эксперта вызову и проверю. А то пи…дят все, что плохо лежит.
После отбоя ко мне подошел озабоченный Синицын:
– Сапаров, я за тебя пи…лей огребать не собираюсь. Быстро в каптерку, забери пэша и ко быстро ко мне.
– Товарищ сержант, а в чем дело?
– Я бл… тебе что сказал? Мухой бл… лети, – заорал Синицын. Под левым глазом у него желтел старый синяк.
Я пожал плечами и отправился в каптерку. Пузенко там не было. За столом сидел каптенармус, ефрейтор Витя Малышев и пилил старые зубные щетки. Я уже знал, что его любимое занятие делать маленькие финки, с лезвием четыре-пять сантиметров и с наборными ручками. Получались они у него одно загляденье.
Он бросил на меня хмурый взгляд и спросил:
– Какого х… надо?
– Синицын приказал пэша взять.
– О бл…! Я и забыл.
Малышев залез на табуретку и с верхней полки достал аккуратно сложенную форму.
Взяв п/ш, я вернулся обратно.
Там меня дожидался еще и Мицкунас. Сердце тревожно екнуло. Сейчас начнутся разборки. Но тут последовала команда:
– Давай, сынок, переодевайся.
Я надел форму, сапоги, после чего меня начали разглядывать, как невесту на выданье.
– Ну как, пойдет? – спросил Мицкунас у появившегося Пузенко. Тот обошел вокруг меня склонил голову набок, прищурился и затем оценил:
– В общем, неплохо, но левый погон надо пришить ближе к воротнику на четыре миллиметра. Левая