– Понятно, – ответил я и глянул на биолога. Тот, в отличие от Лены, был одет достаточно скромно. Локти его клетчатого пиджака были подшиты кожей. Часы штамповка, а когда я наклонился, якобы протереть стойку, то увидел его кожаные ботинки со стоптанными каблуками.
«Ну-ну, дорогая, – подумал я, – посмотрим, как тебе понравится жизнь с таким скупердяем. Хотя наверняка ты там найдешь себе очередного мужа…»
– Хэлло, Эдгар, как вам нравится у нас в Карелии? – обратился я к нему на английском.
Швед явно обрадовался собеседнику:
– О, экселлент! Приятно встретить человека, говорящего понятным языком, – воскликнул он и протянул мне руку.
Мы обменялись рукопожатиями и продолжили беседу. Иосиф с удовольствием прислушивался к нам. Ленка же не понимала ничего. Для нее мы говорили слишком быстро.
Я сделал им по коктейлю. А потом Эдгар, увидев шахматы, предложил мне сыграть партейку. Я сразу перевел стрелки на Эльштейна, сообщив, что тот играет на хорошем уровне.
Через пять минут они оба, забыв обо всем, двигали фигуры. Лена лениво тянула коктейль и поглядывала на меня.
– Я смотрю, ты не хочешь менять свою жизнь, – сказала она после долгой паузы.
– Отчего же, я ее меняю, – сообщил я. – Учусь на инязе.
Сафонова презрительно фыркнула:
– Подумаешь, станешь учителем, будешь получать сто двадцать рублей, никакой перспективы.
– А у тебя какая перспектива? – спросил я. – Будешь просто женой в Швеции?
– А разве плохо? – неожиданно улыбнулась она. – Уж лучше, чем учителем биологии в школе или ассистентом на кафедре.
Лена глянула в сторону шахматистов и, понизив голос, сказала:
– А знаешь, ведь это ты виноват во всем.
– В чем? – удивился я.
– Помнишь, как ты меня приучал к красивой жизни, устраивал ужин при свечах, шампанское, цветы, конфеты, а потом кровать. Даже не представляешь, как мне этого не хватало с тем недоноском.
– А теперь Эдгар обеспечит тебе красивую жизнь?
– Конечно, – убежденно ответила девушка. – Он профессор, получает сколько-то тысяч крон, я точно не знаю, но очень много. У него дом в Стокгольме. И такие связи! Ты представляешь, он решил все вопросы с визой и разрешениям на выезд всего за три месяца.
– А как же твоя тетя?
– А что тетя, я же не смогу взять ее с собой. Но ты не думай, я буду ей помогать.
– Понятно, – вздохнул я и слегка позавидовал бывшей любовнице. И тут в голове мелькнула идея. «А почему бы тебе самому не жениться на финке или шведке?»
Пока мы с Леной мирно беседовали, Иосиф два раза разгромил наголову шведского ученого, устроив тому чуть ли не детский мат. По этому случаю мы решили отметить победу «простого» советского еврея над ученым загнивающей Швеции и махнули по паре рюмок «Абсолюта».
Затем парочка вместе с Эльштейном перебазировалась за столик, и там Иосиф начал что-то усиленно втирать изрядно набравшемуся шведу.
Мне же пришлось заняться внезапно появившимися гостями. И я даже не заметил, как Лена ушла в компании двух мужчин.
«Однако, – насмешливо подумал я, – похоже, у Эдгара сегодня будет настоящая шведская семья. Рядом с Иосифом он проигрывает по всем показателям».
Когда я приехал домой около трех ночи, на тумбочке у кровати белело письмо. Рухнув в кровать, я некоторое время раздумывал, прочитать письмо от Вовки Третьякова сейчас или дождаться утра.
Победило любопытство, потому что на конверте не было привычного штемпеля воинской части.
В письме Вовка своим корявым почерком писал:
«Саня, привет. Можешь меня поздравить, я дембельнулся. Наконец, это произошло. Сразу сообщаю, в Петрозаводске меня пока не жди. Я поступил на годичные подготовительные курсы в ЛИТМО, живу сейчас в общаге на Профессора Попова. Как удалось, подробно расскажу при встрече.
Если можешь, приезжай на выходные дни, погулевоним!
Пиши, как дела, как наши одноклассники. Чего там Нинка Гоголева поделывает. Замуж еще не вышла?
Короче, приезжай, буду ждать».
Большую часть письма составлял подробный адрес общаги и чертеж, как до нее добраться от станции метро «Петроградская».
«Может, действительно, съездить развеяться? – подумал я. – А то, как сам дембельнулся, даже не погулял, как полагается…»
Следующим днем провел беседу с Эльштейном. Тот во время разговора жмурился, как кот объевшийся сметаны, из чего я сделал вывод, что у Эдгара выросли первые рога, правда еще не ветвистые. Видимо на фоне такого настроения, Иосиф согласился поработать за меня две смены. А самое главное, отдал ключи от своей квартиры в Ленинграде и даже написал записку соседке.
– Ты, Санек, там погляди, пожалуйста, ты парень наблюдательный, никто там без меня не шарился? Я тебе напишу, где и что посмотреть, у меня там секретки поставлены, – попросил он. – Девушку, если повезет снять, можешь привести. Только особо не шумите, и старушке четвертак отдай, она все без тебя в порядок приведет, белье постирает. И не волнуйся, девкам там брать нечего, все, что стоит денег, находится в другом месте. Когда будешь уезжать, секретки снова поставь.
Ключи я взял с благодарностью, но подумал, что воспользуюсь щедрым предложением только при большой необходимости.
Короче, в пятницу вечером я уже стелил кровать в купейном вагоне поезда Петрозаводск – Ленинград. Утром за окном замелькали знакомые станции. В половине девятого я вышел на платформу Московского вокзала и первым делом подошел к стоявшей на перроне продавщице пирожков. Купил сразу пять штук. И тут же откусил половину одного.
«Господи! Какая вкуснятина! Неужели я снова могу это съесть! – думал я, пока мои челюсти перемалывали тесто с фаршем. – Даже не верится, что пройдет всего пятьдесят лет и вместе этого чуда будут продавать вонючую шаурму».
Решив, что Вовка еще на занятиях, я отправился по Невскому проспекту пехом в сторону Васильевского острова. Однако, дойдя до набережной Фонтанки, сменил приоритеты, решительно свернул направо и, пройдя три дома, зашел во двор-колодец. Квартиру я благоразумно открывать сам не стал, а просто нажал кнопку дверного звонка. Старушка-соседка Эльштейна оказалась женщиной
