— И что, тебе это все нравилось? Ну… не так, как положено? Ты понимаешь, о чем я? — Олег сам не знал, зачем это спросил. Что-то сродни ковырянию в ране. Сладкая боль — ковыряешь, отдираешь корочки, выдавливаешь сукровицу… противно, но и сладко. И кажется — что это правильно — вот так ковырять, выдавливая содержимое нарыва.
— Все я понимаю!
Смешок, а потом рука девушки легла Олегу на живот, опустилась ниже… и начала двигаться, все убыстряя и убыстряя движения.
— Вначале мне было слегка неприятно и даже противно. И больно. И вкус не нравился. А потом… потом я привыкла и мне стало нравиться. Очень нравиться! И могу сказать, что теперь мне ТАК нравится даже больше… когда будешь меня брать — ударь, ладно?! Сильно, ладонью! Или ремнем! Чтобы больно, чтобы кожа горела! Я хочу! Давай! Хочу! ХОЧУ!
Севия встала на колени, прогнулась, ожидая, когда Олег подойдет сзади. Он все медлил, «переваривая» сказанное и не понимая, что хочет и что ему делать. Но потом инстинкт пересилил, да и как можно было устоять, когда перед ним в самой лучшей позе в мире стояла прекрасная девушка… нет, женщина! Изнемогающая от желания, источающая запах страсти и любовные соки!
И он взял ее, как никогда не делал этого с женщинами — грубо, оставляя на гладких бедрах следы своих сильных, покрытых шрамами рук.
Он хлестал ее, истошно стонущую, кричащую, изнемогающую в оргазме — вначале рукой, потом встал, выйдя из женщины, схватил ремень, на котором висел кинжал, выдернул его из перевязи — и начал сечь — извивающуюся, закрывающуюся руками и снова подставляющую гладкий похотливый зад и гладкую спину.
И снова вошел в нее, покрытую красными вспухшими полосами, горячую, тугую, пульсирующую от приступов множества оргазмов!
А когда кончил в очередной раз, рухнул рядом с ней, глядя в потолок, не понимая, где находится, что с ним, кто с ним — он настолько устал, настолько выложился, что не хотел больше ничего — кроме как спать. Забыться и спать… минимум сутки.
Ему что-то снилось. Но он не помнил — что именно. А может, и не снилось, и это было забытье… Он слышал незнакомые голоса. Кто-то говорил, слова были знакомыми, но Олег их почему-то не понимал. Это было как музыка, как мелодия, которую слышишь, понимаешь, что музыка тебе знакома, но никак не можешь вспомнить ее названия.
А потом не стало и слов. Чернота. Только Великая Тьма. Вначале он ощутил холод. Потом — в ноздри ударил запах моря — йода, рыбы, водорослей. И только потом — звуки. Кто-то вроде как бил в ладоши и плескался водой.
* * *А еще — ощутимо качало. Сильно качало! Очень сильно!
Олега затошнило, а потом вырвало — куда-то вбок, на обнаженное плечо. Обнаженное?! Почему — обнаженное?! А-а-а… он же в номере гостиницы! И лежит на постели с женой!
И только через несколько секунд понял — никакая это не постель. Под спиной — будто доска. Жесткая, холодная доска!
Глаза открывались медленно, будто их склеили столярным клеем.
Солнце. Яркое, синее небо. Ветер туго надул паруса. Реет флаг — белый флаг. И это что-то да значит. Что именно?
Шевельнулся, медленно подтянул к себе ноги, попытался сесть. Получалось это плохо — ноги тряслись, палуба качалась, голова страшно болела, просто раскалывалась от боли! Но он все-таки сел, пытаясь сфокусировать взгляд, сделавшийся мутным, как если бы смотрел сквозь запыленное стекло.
Сфокусировал. И тут же взгляд уткнулся в ухмыляющуюся бородатую рожу.
Мужчина лет сорока, борода с проседью, в бороду вплетены какие-то дурацкие блестяшки — бусинки, фигурки. Волосы заплетены в косицу — тоже украшенную блестяшками. Сильные, жилистые руки, загорелые дочерна, торчат из потертого кожаного жилета. Ниже — пояс, на котором висят нож, кинжал и широкий короткий меч. На жилете нашиты металлические пластины. Надо понимать — это такая броня? Хиловата, однако…
Мысли пробивались, будто сквозь вату, и Олег не сразу сообразил, что вокруг что-то не то. Как он оказался на корабле? И кто это перед ним стоит?
Мысли прервал болезненный тычок в бедро. Нога сразу заболела, заныла, и это будто прочистило мозги.
И тогда ощутил прикосновение холодного железа на шее. Железа?! Рука дернулась, уцепилась за обруч, зазвенела цепочка. Крепкая такая цепочка, конец которой был вделан в палубу.
— Встать! — снова тычок в бедро, и Олег скривился от боли. Привстал на одно колено, на другое… Покачиваясь, держась за бортовое ограждение, но стоит!
Что же все-таки случилось?! Вот только что он лег спать рядом с молодой женой, утомленный любовными ласками, и вдруг просыпается на палубе неизвестного судна, да еще и… в рабском ошейнике?!
Это рабский ошейник?! Ах ты ж черт! Да как же так?!
И другая мысль, заставившая похолодеть — Севия?! Что с Севией?! Их захватили! Их ночью — захватили!
— Где я?! Что с моей женой?! Куда вы ее дели?! — Голос вначале был хриплым, «каркучим», но окреп и зазвенел сталью. — Идиоты! Вы с кем связались?! Да вы знаете, что я с вами сделаю?! Ах вы, твари!
Руки сами собой забегали, складываясь в сложные пассы, еще секунда, и…
И ничего. Совсем ничего. Только боль. Дикая, захлестывающая, как пенистый морской вал, сжигающая мозг, уничтожающая душу, тело!
И Олег потерял сознание, грохнувшись на доски палубы, как срубленное дерево.
Следующее пробуждение было быстрым и еще менее приятным. Гораздо менее приятным.
Голоса. Хриплые, грубые.
Ледяная вода, хлынувшая в рот и заставившая закашляться. Открыл глаза — над ним стоят несколько мужчин — разного возраста, разного «размера». Одно неизменно — все обвешаны оружием, как елка игрушками.
Пираты! Точно — пираты!
Мысль ошеломляющая, впивающаяся в мозг, как раскаленная игла!
Боль в голове уже немного стихла, мозг превратился в старую, но еще побаливающую рану. Болело бедро, ушибленное
