Я выяснил, что Блевинс задавал много вопросов про Берковского – фотографа, снявшего тот дагеротип солнечного затмения в июле 1851 года, который вбил осиновый кол в сердце магии. И не только про него, но и про Дагера, Ньепса, Шульце и некоторых других изобретателей ранних форм фотографии. Для обсуждения этой темы Блевинс создал в ОДИНе отдельный закрытый чат, куда пригласил трех хронотроновских гиков. Мне удалось поговорить с одним из них. Он сказал, что чат был создан вскоре после Хеллоуина и Грайне активно участвует в дискуссии, направляя обсуждение.
Теперь Эржебет перешла на нашу сторону и подтвердила, всего несколько часов назад, что Грайне практически управляет сознанием Блевинса после суровой магии, которой воздействовала на него во время их долгих совместных часов в АТТО.
Напрашивается вывод, что Грайне ищет способ откатить все назад. Она хочет изменить историю так, чтобы фотография и прочие губительные для магии технологии не возникли вовсе. Может быть, она начнет с убийства Берковского и тем сдвинет дату исчезновения магии на несколько лет, но это лишь первый шаг. Она стремится так повлиять на все наше прошлое, чтобы наука и техника остались на средневековом уровне и магия сохранилась в полной мере. Из опасения вызвать диахронический срыв она будет действовать очень постепенно. Это подразумевает долгосрочную программу, на которую бросят все ресурсы хронотрона и ОДЕКов (пока сами ОДЕКи и хронотрон не исчезнут – как сказал бы Мортимер: ибо!). А это, в свою очередь, означает, что ей надо контролировать всю организацию сверху донизу. Блевинс у нее в кармане. Мел и Тристана она планировала убрать другими средствами.
И у нее все получилось бы с первой же попытки, если бы не два неожиданных события. Во-первых, Эржебет передумала отправлять Тристана в ловушку. А во-вторых, как раз когда НОГовцы должны были нас скрутить, Магнус совершил налет на «Уолмарт». Судя по реакции Грайне, она этого не ждала и пришла в ярость.
Итак, хорошая новость – Тристан цел, а Магнус подложил Грайне очень большую свинью. Дурная новость – мы не знаем, как вытащить Мел из прошлого, и все ресурсы Департамента осуществления диахронических операций сейчас в полном распоряжении Грайне.
ДиахроникаВ которой я встречаю мою последнюю ведьму
Сегодня я согласилась взять у своих благодетелей деньги на корсет по фигуре, потому что мне предстоит носить его до скончания дней. Магия скоро исчезнет, и меня лишили последнего шанса отсюда вырваться.
Великая выставка – то самое событие, что роковым образом приблизило конец магии, – внесла в мою жизнь некоторое разнообразие. Теперь, когда наплыв посетителей чуть уменьшился (хотя народу там по-прежнему много), мои благодетели выразили желание ее посетить и сочли, что не будет беды, если взять меня с собой.
Вряд ли в двадцать первом веке люди могли чему-нибудь дивиться так, как здесь дивятся Хрустальному дворцу. Это исполинское стеклянное здание с железным каркасом площадью почти миллион квадратных футов и больше ста футов высотой. Своим великолепием оно затмевает все в Лас-Вегасе. Внутри десятки тысяч экспонатов и экспозиций, за день их посещает больше сорока тысяч человек. По сути, это гигантская оранжерея, внутри оставили старые деревья, поэтому местами возникает странное чувство, будто ты в старом съемочном павильоне. (Только кино еще не изобрели.) Мне разрешили гулять одной, с условием что мы встретимся через два часа в Средневековом дворе (между Садом скульптур и Африкой).
Внутри нас ждали разнообразные чудеса техники, демонстрация сырья для них и готовой продукции. Маятник Фуко, закрепленный на потолке, позволяет убедиться во вращении Земли. Здесь можно увидеть устройства для складывания конвертов, музыкальные инструменты, заграничные изобретения, ткани со всех концов мира, примитивную машинку для голосования, по меньшей мере два огромных алмаза (один розовый), множество фотографий и дагеротипов (их я инстинктивно избегала), консервы, еду, чучело слона, локомотив и за пенни испытать новые ощущения, посетив – только вообразите! – общественный туалет! А также перепробовать еду со всего земного шара или по крайней мере со всей Британской империи, что в 1851 году почти одно и то же.
Я, естественно, заранее изучила план выставки и наметила маршрут. Мы вошли через сводчатый Южный трансепт, миновали товары из Китая, Индии и Туниса. Возле Хрустального фонтана я простилась с моими благодетелями и свернула налево. В воздухе была разлита тяжелая, умиротворяющая оранжерейная влажность. Я поспешила мимо даров Африки и Канады, Цейлона, Джерси и Мальты, мимо приспособлений, облегчающих труд в доме и на производстве, мимо роскошной мебели, предметов из кожи, меха, камня, бумаги, ножниц (не шучу) и – не поверите – волос, затем поднялась по лестнице и продолжила путь на запад, пока не пробилась через завороженную толпу в Западный неф, где, как я знала, среди прочих «натурфилософских инструментов» выставлены телескопы и другие оптические фиговины диковины.
Я пришла сюда в слабой надежде, что ведьмы интересуются астрономией, которая, подобно магии, берет начало в глубине веков. И еще я надеялась, что мое присутствие оставит заметный лишь им МЕРЦАЛ и какая-нибудь ведьма ко мне подойдет. Я понимала, что желаю почти невозможного, однако мной двигало отчаяние (хотя тогда я еще не настолько отчаялась, как теперь).
Итак, я разглядывала женщин в толпе, горюя, что не знаю, по каким признакам отличить ведьму. Подле одного из самых больших телескопов (кажется, фамилия мастера на табличке была Бюрон) рядом с приятной пожилой парой стояла очень красивая девушка лет двадцати, похожая на Эржебет Карпати.
Потому что это и была Эржебет Карпати.
Честно сказать, она выглядела не совсем как Эржебет нашего времени. Да, лицо у нее было серьезное, но в ней ощущались легкость и живость. Пожилой мужчина что-то сказал, и она в ответ улыбнулась милой, непосредственной девичьей улыбкой. На плечах у нее не лежал груз столетий. Она и впрямь была, как говорится, в расцвете юности. В тот первый миг узнавания я осознала, как никогда прежде, чего стоили ей полтора века ожидания. На мгновение я мучительно устыдилась того, что мы сделали, убедив ее замедлить свое старение.
И тут меня поразила внезапная мысль: это происходит сейчас. Вот она, встреча, о которой Эржебет говорила при нашем знакомстве; встреча, когда я убедила ее дожить до двадцать первого века.
И поскольку она действительно дожила до нашего времени, я уже знала, что добьюсь успеха – очевидно, достаточно будет одного раза в этой единственной Нити! А значит, наш