— Это наркоз, — водрузив шестерню на голову, пояснил гремлун потерявшему сознание человеку.
Проснулся Артем так же быстро и, увидев сидевшего донельзя довольного гремлуна, решил не высказывать своего недовольства по поводу примененного им наркоза.
— Рассказывай, что получилось! — поторопил его человек.
— Получилось, — односложно ответил человечек, но при этом имел такой важный вид, словно он первым слетал в космос и обратно, или был чиновником паспортного стола в Москве. — Мне удалось снять проклятие не с двух пальцев, — он гордо поднял подбородок, — а с четырех. С больших и с мизинцев. Так что давай, принимайся снова за молитву.
— Это еще зачем? — Артем был рад и обескуражен. Еще час бубнения? На это он не рассчитывал.
— У меня половина Эртаны на тебя ушла. Запасаться надо. — Сунь посмотрел на человека с удивлением: неужели он не понимает таких простых вещей?
— Завтра, — поняв неизбежность новых неотступных просьб, ответил Артем. Но тут ему в голову пришла мысль: — Свад, а ты можешь черпать энергию для работы из моих рук?
Тот задумчиво посидел и потянулся за шестерней.
Артем быстро отпрянул и погрозил пальцем:
— Ну-ну. Я сам лягу.
Заскрипела дверь, и в комнату, слабо освещенную светом маленькой лампадки, вошла с подносом в руках Чу.
— Родитель, я принесла ужин. — И, не замечая гремлуна, прошла к кровати. Смела инструменты как мусор и поставила поднос.
Такого кощунства Сунь Вач Джин вынести не мог, он проявился и попытался сбросить поднос на пол, но Артем был быстрее. Он, спасая свой ужин, подхватил его и поднял поднос у гремлуна над головой. К его удивлению, Чу не испугалась.
— Ах ты, ворюга! — вскричала она и шлепнула гремлуна полотенцем, что висело у нее на плече. От удара великий Сунь Вач Джин закатился под кровать, и вылез оттуда перепачканный пылью и паутиной маленький демон.
— Человек, дай мне нож-убийцу! — потребовал он. — Я сейчас покажу этой замарашке кривоногой, как нужно обращаться к мастерам Зармунда.
Вид его был решителен и грозен, он, дыша как кузнечные мехи, сдувал губами паутинку, которая не хотела покидать его возмущенную мордочку.
Но Чу не испугалась.
— Не привечай домовых, родитель, они редкие пакостники. Этот украл вчера у меня кость с мясом и заглядывал мне под юбку, извращенец недоношенный.
— Да было бы на что там смотреть! — насмешливо ответил гремлун и нагло заявил: — Одни кусты, в которых и лоси затеряются. А про ноги вообще не говорю. Сучья саксаула.
— Ты знаешь про лосей и саксаул? — удивился Артем словам коротышки. На его перепалку с Чу он не обращал внимания. А зря. Та, услышав оскорбления в свой адрес, пулей метнулась к гремлуну, схватила его за тонкую шейку и стала остервенело трясти. Не ожидавший такой шустрости от соплячки, великий Сунь растерялся и сейчас хрипел, полузадушенный сильными ручками Чу.
Видя, что мастеру может прийти скорый конец, Артем строго прикрикнул.
— Чу, оставь домовенка в покое, он, может, когда-нибудь тебе ноги выправит.
Чу перестала трясти гремлуна и осторожно поставила его на лавку. Поправила ему его сбившийся набок фартук. Подняла упавшую шестеренку и с размаху водрузила ее ему на голову. Еще не совсем пришедший в себя Сунь закрыл глаза и молча повалился на пол.
— Какой же он невезучий! — покачал головой человек. — Чу, ты случаем не убила мастера?
Девочка подняла человечка и приложила ухо к его груди.
— Жив негодник, — с облегчением сказала она. — А он правда может сделать мои ноги ровными? — спросила она и подняла до пупка подол платья. Ноги девочки, как искривленные веточки, вызывали жалость.
— Спрячь срам, — вздохнул Артем. Чу такое слово, как «стыд», по-видимому, был незнаком. Она могла ходить и в одежде, и совсем голой. Артем уже знал, что жизнь в замке ее не баловала. С детства солдаты по пьяни пользовались ею и ее телом. Даже скотина Артам не обошел ее своим вниманием. Откуда тут взяться стыду? «А теперь вот затаился любитель сладкого и сидит в левом желудочке», — с раздражением подумал Артем.
Тем временем Сунь пришел в себя. Он затуманенным взором оглядел комнату, не понимая, где находится. Потом залез на кровать и захрапел.
Артем наконец добрался до ужина и, как всегда, с удовольствием стал его уплетать.
— Жначит, так, Шу, — жуя, сказал он, — после ужина у нас час молитвы, будем у вашего Хранителя и у нашего боженьки просить благословения. Мне на руки, тебе на ноги. Завтра утром отцу Ермолаю расскажешь, что молилась Хранителю насчет своих ног. Жапомнила? — засунув последний кусок мяса в рот, спросил он.
— Жапомнила, — передразнила девочка Артема и засмеялась.
Глава 8
Утром Артем и Чу стучались в комнату отца Ермолая. Он долго не открывал, а потом за дверью послышался рык разбуженного медведя.
— Кого там жабы на метле принесли? Сожгу еретиков! Что за напасть! Не дают духовному лицу пребывать в молитвах и созерцании славы господина нашего.
Дверь с трудом открылась, и Артему предстало опухшее от пьянства лицо духовного звания. Аромат перегара, наполнявший маленькую келью, был показателем того, что с вечера созерцал инквизитор.
— Тебе чего? — уставился он на мага.
Тот с подобострастным видом поклонился и совершенно невозмутимо ответил:
— Мы пришли на исповедь.
— На что вы пришли? — воззрился на парня удивленный инквизитор в мятом халате и одном сапоге.
— Вы говорили, чтобы я привел к вам на исповедь новообращенную верующую дочь Хранителя.
— А где она? — еще не до конца понимая, что говорит этот маг, спросил священнослужитель.
— Вот она! — Артем вытащил, прятавшуюся за его спиной девочку.
Отец Ермолай поморгал глазами и наконец вспомнил вчерашний разговор за обедом.
— Надо идти в исповедальню, — с трудом проговорил он. — Но я! — Он покачнулся и схватился за дверь. Она стала открываться и потащила святого отца за собой. Ухватившись за нее, как матрос за мачту во время шторма, он повис на ней и закончил свою мысль:
