Я усмехаюсь.
«Они нашли друг друга, – думаю я, – два уродца».
Не понимаю, откуда во мне берётся такая злоба. Наверное, всё ещё действует пси-оружие. Я точно понимаю, что второго приступа я не выдержу. Или я сойду с ума и превращусь в ходока или просто перережу себе горло, лишь бы не терпеть эту боль.
Миха просыпается. Смотрит на меня затуманенными глазами. Затем быстро встаёт. Что-то бурчит. Отходит в сторону. Роется в небольшом деревянном ящике, какие раньше стояли в продуктовых магазинах, и извлекает из него, держа за хвост, вяленую тушку крысы. До Удара, от одного вида такого «деликатеса», меня бы вывернуло наизнанку, но сейчас я беру зверька и вгрызаюсь зубами в жесткое мясо, отдающее тухлятиной. Выродок тоже энергично жрёт крысу, изредка поглядывая на меня. Головную боль он перенёс намного лучше, чем я, и ещё умудрился накрыть меня своим одеялом. Но нож не забрал. Почему? Если начнётся новый приступ, то козыри будут у него на руках, а не у меня. Быстро покончив с едой, Миха, косо взглянув на меня, подползает к нашему наблюдательному пункту. Я понимаю, что теперь мы не доверяем друг другу.
«Надо срочно отсюда выбираться! Надо! Но как? Часики тикают. – От этих мыслей можно свихнуться. Я точно заперт на этом чертовом складе и, хотя узнал многое, не знаю, что делать дальше. – Думай! – ору я сам себе, пока выродок сидит у окна и смотрит наружу. – Что я знаю? Твари ходят группами, типа патрулируют территорию. Они хреново видят, но отлично слышат и могут унюхать чужака. Не любят громкие звуки и шум. Им периодически нужно сбивать температуру. Подгадать, когда начнётся воздействие пси-оружия, невозможно, только слабоумных оно цепляет меньше, а доза всё время накапливается. От Винта и ребят помощи ждать глупо. Буду сидеть дальше – сдохну. Останемся с этим ублюдком вдвоём, – мысленно ору я, – тоже сдохну!»
Поворачиваю голову. Смотрю на Миху. Он сидит ко мне спиной. В этот момент в мозгу, словно лампа стробоскопа, вспыхивает мысль, точнее появляется вкрадчивый голос, который нашёптывает мне на ухо: «Убей его! Только так ты спасёшься!»
Я кручу головой, точно пытаясь найти невидимого собеседника.
«Одно из двух – или я сошёл с ума, раз разговариваю сам с собой, или это выход».
Миха, словно почувствовав угрозу с моей стороны, вздрагивает. Смотрит на меня. Мне становится жутко стыдно от идеи, что мне пришла в голову мысль убить того, кто спас меня.
«Ведь он вытащил тебя из дерьма! – теперь орёт мой внутренний голос. – Привёл в убежище, поделился едой, а ты – тварь, предатель, сука долбаная, думаешь только о том, как спасти свою шкуру. Чем ты тогда лучше Митяя и всех остальных, а?!
– А ты подумай, – вкрадчиво нашептывает второй человек, который сидит во мне – обыкновенный трус, – твоя жизнь против его. Сколько он здесь ещё протянет? Месяц? Год? Даже если вы все здесь сдохните, Батя со временем пошлёт новую группу, и они смогут пробиться в часть и выйти из неё. То, что узнал ты, узнает и кто-то другой. Ты ближе всех подошёл к разгадке «Гудка», так поимей с этого по максимуму! Столько усилий, боли, опасностей ты пережил, разве ты не достоин награды? Действуй, парень, действуй! Второго шанса не будет! Не просри свою удачу!»
Голоса затыкаются, и я остаюсь наедине с собой, разрываемый на части сомнениями.
«Что мне даст его убийство? – думаю я. – Останусь один и буду тихо сидеть здесь, а что потом? Выбраться всё равно не могу. Зато он не воткнёт нож мне в спину!»
Когда ты начинаешь искать оправдания и договариваться с совестью – это плохой знак. Я снова смотрю на Миху. Сгорбленное существо. Урод. Дебил. Он жалок до омерзения. От одного его вида меня начинает трясти. Я подползаю к окну и грубо отпихиваю выродка от окна.
– Дай гляну! – шиплю я.
Миха кивает, прислоняется к стене. Я выглядываю на улицу. Ходоков не видать. Тишина. Только вдалеке воют псы. Скоро вечер и я понимаю, что эту ночь мне не пережить. Искоса поглядываю на Миху. Он на расстоянии вытянутой руки. Глаза закрыты. От наростов на его лице меня тошнит. Весь его вид вызывает омерзение. Я не знаю, что со мной, но выродок бесит меня.
Несмотря на слабость, я неожиданно бью его ладонью по щеке. Миха вздрагивает. Резко открывает глаза, шарахается в сторону и испуганно смотрит на меня.
– Чего вылупился? – шепотом ору я.
Миха отползает в угол. Садится на бетон и обхватывает ноги руками. Ненависть захлёстывает меня. Я ползу к нему. Хотя мне пятнадцать, и я ещё тот доходяга, я уверен, что в драке уложу Миху на раз-два.
– Скажи, как мне выбраться отсюда? Ты же знаешь способ! Как?
Выродок молчит.
– На!
Я впечатываю кулак в его скулу. Миха валится на бок. Я хватаю его за грудки и начинаю дубасить по морде.
Раз!
Другой!
Третий!
Бью без разбора, просто вымещаю накопленную злобу. Разбиваю ему нос, глаз. Выбиваю зубы. У Михи изо рта капает кровь, но он продолжает молчать, а главное – не сопротивляется, спокойно глядя мне в глаза. Это меня бесит ещё больше.
– Говори, тварь! – я стараюсь не орать, хотя мне кажется, что моё шипение слышно на улице. – Говори!
Я беру его за волосы и с силой фигачу затылком об стену. Миха молчит. Я теряю терпение. Мне было бы легче, если бы он орал или попытался дать сдачи, а так я словно бью бездушную куклу с человеческими глазами. Теряю терпение. Смыкаю пятерню на его горле, валю на перекрытие и начинаю душить.
Миха хрипит. На губах выступает окровавленная пена. И всем весом вдавливаю его в бетон. Он смотрит на меня. Смотрит не моргая, без ненависти или злобы, и от этого мне становится жутко. Мне кажется, что вместе с жизнью из него уходит вера в людей. Ведь он доверял мне. Думал, что я не такой, как те ублюдки, которые издевались над ним, а теперь он видит только звериный оскал – истинный лик нынешнего человечества. В этот момент в голове вновь появляется тот вкрадчивый голос.
«Обожди, – шепчет незримый советник, –
