Сарай открыла глаза и обнаружила, что Старшая Эллен вернула себе прежнее обличье: пристальный взгляд ястреба сменился пронзительным, сострадательным и человеческим. В ответ она еле заметно кивнула и была благодарна, когда та не стала углубляться в тему.
– Что ж, ладно, – сказала Старшая Эллен без всякой суеты – сплошной профессионализм. – Добавим половину дозы по утрам. Я повожусь со следующей партией и подумаю, что можно сделать.
– Спасибо.
Должно быть, в ее голосе отчетливо слышалось облегчение, поскольку Старшая Эллен так на нее посмотрела, что напомнила ястреба без всяких трансформаций. Затем осторожно сказала:
– Знаешь, она ведь не будет работать вечно. Что бы мы ни делали.
– Не волнуйся за меня, – с напускной беззаботностью ответила Сарай, но когда она вышла в галерею, то добавила вполголоса, чтобы никто не услышал: – Сомневаюсь, что нам нужно задумываться о вечности.
Первой она увидела Спэрроу, присевшую среди своих орхидей – лицо мечтательное, руки оплетены заметно увеличившимися лозами, медленно струящимися между пальцев, чтобы сплестись с другими и заполнить промежутки, в которых еще мелькал мезартиум. За столом Минья с Фералом сражались на военной доске, глубоко погрузившись в игру. По сердитому выражению лица было ясно, что Ферал проигрывал, в то время как Минья выглядела скучающей и пыталась подавить зевок, прежде чем передвинуть свою фигурку.
Сарай еще никогда так не радовалась предсказуемости их монотонной жизни в цитадели. Сейчас она насладилась бы даже кимрильским супом с его умиротворяющей унылостью.
Тем не менее этот вечер не будет ни умиротворяющим, ни унылым.
– Бедняжка, – услышала она проникновенный голос Руби и, повернувшись, увидела ее прямо перед Ари-Эйлом. Сарай резко остановилась. До чего поразительно было встретить его снова – после того, как она видела его труп. Минья обещала отпустить юношу, но он определенно все еще был с ними, и если он смирился с основным фактом своего нового существования – что они живы, а он нет, – то никоим образом не смягчился по отношению к ним. Его недоумение исчезло, оставив больше места для враждебности. Минья поставила его в угол, как ненужную метлу или зонтик, но призрак, как ни удивительно, все равно пытался сопротивляться.
Или не так уж и удивительно. Под наблюдательным взглядом Сарай ему с невероятным усилием удалось подвинуть ногу на пару сантиметров, что означало одно: Минья все еще играла с ним, не усиливая хватку на его воле, чтобы подарить ложную надежду.
Руби стояла перед ним на редкость скромная – в черной сорочке по колено. Руки убраны за спину, одна нога застенчиво заведена за щиколотку другой.
– Знаю, должно быть, это ужасное потрясение, – говорила она. – Но скоро ты поймешь, что мы не такие уж и плохие. То, что случилось раньше… мы не имеем к этому никакого отношения. Мы не такие, как наши родители.
Она протянула руку, чтобы коснуться его щеки. Ласковый, нежный жест. Руби вела себя безрассудно, но она хотя бы не играла с призраком, как Минья. Сарай знала, что она пыталась утешить парня. Но мертвец, увы, был не в настроении.
– Не прикасайся ко мне, божий отпрыск! – прорычал он и чуть не укусил ей руку как животное.
Руби быстро ее отдернула.
– Как грубо! – Она повернулась к Минье. – Это ты ему позволила!
– Не кусайся, – пожурила та призрака.
Хотя, конечно, Руби была права: он бы не смог этого сделать, если бы Минья не позволила. Зная девочку, Сарай подумала, что она, скорее всего, заставила его это сделать. Иногда она использовала призраков как марионеток. Сарай вспомнила свой кошмар, как не могла управлять собственной рукой с ножом, и вздрогнула при мысли о том, каково быть игрушкой Миньи.
– Минья, – строго позвала она, – ты обещала его отпустить.
Брови девочки подскочили ко лбу:
– Разве? Что-то на меня не похоже.
Это правда. Минью можно было охарактеризовать по-разному: извращенная, капризная, самая упрямая из них. Она как дикое животное – то тихое, то рычащее, всегда немытое и с поразительной нехваткой сопереживания, присущей убийцам и маленьким детям. Все попытки воспитать ее встречали твердую непокорность. У нее был иммунитет к восхвалениям, доводам и стыду, что означало, что ее нельзя обольстить или убедить, а еще она была хитрой, из-за чего ее оказалось трудно обмануть. Минья была неуправляема, безукоризненно эгоистична, обидчива и коварна. Но какой она уж точно никогда не была, так это услужливой.
– Тем не менее, – не отступала Сарай. – Так… ты отпустишь его? Пожалуйста?
– Что, сейчас? Но я же играю!
– Уверена, ты как-нибудь переживешь это неудобство.
Ферал внимательно изучал игральную доску, подперев рукой подбородок, но в эту секунду вытаращился на Сарай, удивившись, что та решилась на спор с Миньей. Как правило, они этого избегали, но злость сделала ее беспечной. Сарай была не в настроении пресмыкаться перед маленькой девочкой. Последнее, чего ей хотелось после сна, это еще одного злобного призрака, пронзающего ее взглядом.
– Да что с тобой? – спросила Минья. – Видимо, у тебя опять пошла кровь.
Сарай понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что имелось в виду. Сначала она подумала о крови, хлынувшей из раны в матрасе, и о фантомном натиске кончика ножа к груди. Но Минья подразумевала критические дни, и такое предположение только больше ее разозлило.
– Нет, Минья. В отличие от тебя, мы испытываем нормальный диапазон эмоций, включая огорчение, когда нас заставляют терпеть отвращение мертвеца.
И когда она это сказала, в ее голове всплыло лицо не Ари-Эйла, а пожилых женщин, собравшихся вокруг нее. Сарай поняла, что как минимум часть ее злости на Минью иррациональна и спровоцирована сном – ведь та не давала призракам бродить по цитадели и не пыталась ее убить. Но быть иррациональным значит наплевать на свою нелогичность, и сейчас Сарай было все равно.
– Он так сильно тебя беспокоит? – спросила Минья. – Если хочешь, я могу поставить его лицом к стене.
– Это не поможет. Просто отпусти его.
Остальные наблюдали за ними с затаенным дыханием и широко распахнутыми глазами. Глаза Миньи и без того были круглыми, а теперь они блестели.
– Ты уверена? – поинтересовалась она, и вопрос прозвучал как ловушка.
Но какая?
– Конечно, – ответила Сарай.
– Хорошо, – пропела девочка елейным голоском, который давал понять, что ей приходится идти наперекор своим принципам. – Хотя странно, что ты не хочешь сперва услышать его новости.
Новости?
Сарай попыталась сымитировать ее напускное спокойствие:
– Какие?
– То ты не хочешь слушать, то хочешь, – Минья закатила глаза. – Серьезно, Сарай, определись уже.
– Я не говорила, что не хочу слышать новости! – рявкнула та. – Ты ни разу о них не упомянула.
– Как трогательно. У тебя точно не пошла кровь?
«Да что ты об этом знаешь? – хотелось ее спросить. – Если ты когда-нибудь решишься повзрослеть, то тогда, возможно, мы об этом поговорим». Но Сарай была не настолько рассержена – или глупа, – чтобы произносить слово «повзрослеть» в присутствии Миньи.
