– Вот и я говорю, хана всему, ведь был город как город, что к чему?! – Эта речь меня поставила, мягко говоря, в недоумение, а если говорить без излишней толерантности – я охренел, и это слабо сказано, даже головой встряхнул. Может, пропустил что-то из диалога.
– Вот Михалыч говорит, что это все бред. – Я взглянул в глаза мужика и понял: если и была крыша и гусь, то ее сорвало, а последний давно с привязи сорвался. Я сам не люблю таких определений, например «глаза убийцы». Чем взгляд убийцы отличается от взгляда обычного человека? Да ничем. Сто раз видел. И доброго старичка, милого, хорошего, только мало кто знал, что у него руки по локоть в крови, а на личном кладбище не одна сотня нашла приют. И злодейскую морду со страшным взглядом – на деле милейшего человека кандидата наук по филологии, который в жизни не обидел даже мухи… Но эти глаза принадлежали безумцу, я такие тоже видел, и не раз. Шалые, яркие, с безуминкой и каким-то неподдельным восторгом.
– А я думаю, это не бред! – категорично вновь заявил мужик, не обращая ни на кого внимания. – Это наказание нам всем, за грехи наши. У кого грехов было мало, тот сразу умер, в рай отправился, а у кого много, тот подзадержался, сейчас здесь при жизни помучится, а потом в аду черти добавят! А ты что думаешь?
– Вертолет! Там вертолет! Ура-а! Ура! Вертолет! – раздались радостные крики. Маша вскочила, я тоже стал подниматься, но псих уцепился за мой рукав и продолжал истерично спрашивать, почти шептать:
– Так что ты думаешь?! Что?! Думаешь, в рай попадем или в ад?! Вот Тимофей говорит, что точно в рай, после таких мытарств, а я ему не верю – грешники мы все, грешники…
Я осторожно освободил рукав из захвата, улыбнулся Маше.
И тут псих резко схватился за мою руку, неожиданно сильно, одежда хрустнула, притянул к себе, зашептал тихо-тихо:
– Не ходи за Сундуком мертвеца! Даже не думай! Весточка это тебе, персональная! Погонишься – все потеряешь, ничего не обретешь, но жить будешь. Только тогда зачем?! Бойся черного квадрата и красного креста! Они ищут!
Я дернулся, освобождаясь, встретился взглядом с мужиком, и меня в дрожь кинуло. Его глаза стали матово-черные, без белка. Я не мог от них оторваться, будто тонул, будто в омут затягивало. Моргнул, и… наваждение схлынуло. Глаза как глаза. Безумные, и очень, но глаза обычного человека. Тьфу, чертовы нервы, совсем уже… Теперь уже выругался как умел, хотел было что-нибудь сказать мужику, особенно актуально было бы указание вектора в сторону икса и игрека, но псих уже ушел сам в себя, что-то бормотал, сплевывал, с кем-то невидимым горячо спорил. Мне легче. Вот ведь мразь!
Бойся красного креста! Они тебя обязательно спасут! Дурь чертова, Международная благотворительная организация вышла на охоту за тобой… Ну, а детища Малевича действительно стоит бояться! Черный-пречерный квадрат! Самое интересное, он тут еще каким-то боком?! Ну, блин, что к чему у психов в голове? Я даже засмеялся. Но получилось как-то натужно, нервно. И над своими страхами, и над пророчеством.
А люди радовались, обнимались, кричали, махали руками.
И я их понимал, сам подхватил Машу на руку, закружил. Она засмеялась. И смех, такой смех, будоражил что-то в душе, заставлял улыбаться, улыбаться. Восторг, просто восторг, этот вертолет как весточка из другой жизни, как наш билет в нормальный мир.
Таких летающих машин я не видел ни разу в жизни. Внешне он больше напоминал самолет, к коротеньким крыльям которого приделали огромные винты, заключенные в металлические кольца. Еще были зализанные контейнеры на пилонах, снизу кабины пилота пушка, сплошь закрытая кожухами. Размеры вертолета поражали, был он раза в два больше «Ми-26». «Военно-транспортный вертолет» – засела в голове мысль. Передвигался он не сказать что бесшумно. Винты со свистом рубили воздух, вот только надсадного рева двигателя было не слышно, не надсадного тоже.
Вертолет завис со стороны парка рядом с крышей, задняя часть фюзеляжа откинулась назад, открывая огромный люк, как у самолета в багажное отделение, и образуя помост, а звездные пехотинцы с криками стали подгонять людей.
– Организованно! По двое! Без паники поднимается, занимаем места! И быстрее, быстрее! – кричал уже знакомый, усиленный мегафоном голос.
Оказавшись внутри, я осмотрелся. Четыре ряда кресел. Два по бортам и два по центру. Часть из них уже была занята, судя по виду, такими же пострадавшими, как и мы. Откуда-то еще, видимо, людей эвакуировали. Пусть и поздно, но молодцы! Какие же они молодцы!
Выбрав место возле иллюминатора, потянул Машу за руку. В салоне было тихо. Можно было нормально разговаривать, а не орать в полный голос.
– До сих пор не верю! – выдохнула радостно девушка, а в ее глазах плескалось счастье, обняла меня. – Неужели мы наконец-то выберемся?
– Обязательно, – я даже кивнул, показывая степень своей веры в неизбежное.
С другой стороны, сейчас чего уже волноваться? Мы в вертолете, твари крыльями не обзавелись, так что, может, час, может, два или три, в зависимости от скорости вертолета будем на месте.
Летели мы в каких-то десяти-двадцати метрах над крышами зданий, забирая на юго-восток. И здесь Цемент обманул! Говорил, северо-восток. «Вот ведь тварь», – как-то лениво подумал я, смотря в иллюминатор. Рядом притихла Маша, о чем-то задумавшись, иногда она улыбалась загадочно. От этой ее улыбки сердце билось чаще, в душе что-то екало, как у мальчишки, как будто мне вновь четырнадцать и я на первом свидании. Но чувство близкого счастья затапливало все остальные.
Внизу медленно проплывали крыши домов. Ласково, теперь ласково светило солнце, невероятно глубокая голубизна неба с редкими и такими фактурными облаками. Вон то, например, было похоже на недовольного барашка. Майская удивительно насыщенная зелень, потом все пожухнет, поблекнет, но сейчас весна играла всеми красками. Вдалеке синяя-синяя и блестящая серебром, изгибающаяся лента реки. Если бы еще не редкие поднимающиеся дымы от пожаров, то можно было подумать о рае на земле.
В этот момент от здания левее нас, высоко забирая вверх, по криволинейной траектории что-то устремилось прямо к вертолету. И еще один дымный росчерк мелькнул далеко впереди.
И сразу же зазвучала сирена тревоги.
