– Подожди, Донатьен!
– Не смей назвать меня так, – он обернулся к ней, полыхая яростью. – Донатьена больше нет. Он умер. Его казнили. Они показали мне, как следует за него отомстить.
Его сильная обожженная рука резко всадила вертел в массу, безвольно лежащую на столе. Это же был ее повар. Вернее, его труп, разделанный, как туша. Корделия прикрыла рот руками, чтобы не закричать от ужаса.
– За что? – только и спросила она.
– Он донес, когда мы собираемся убежать. Все слуги – соглядатаи; сколько им ни плати, всегда найдется тот, кто заплатит еще, пусть даже не больше, но они падки на любую мелочь.
– Ты никогда не был бедным, ты не знаешь, как нужны людям деньги.
– Ты еще оправдываешь его.
Она тут же замолчала и смотрела, как он втыкает вертел в уже мертвое тело снова и снова. Его ярость рвалась наружу, как разбуженный дракон. Казалось, он бы сокрушил этот дом голыми руками. Не только дом, весь город.
– Что ж, золото у тебя есть, – остановившись наконец, произнес он. – Надеюсь, тебе хватит его на всю жизнь, потому что я ухожу, ангел. – Его обожженная рука все-таки потянулась к ее лицу. Лишь с трудом она смогла от нее не отшатнуться. – Обещаю, что не вернусь к тебе, пока ко мне не вернется прекрасная внешность. То самое лицо, которое ты так любишь.
Ей хотелось образумить его, но она не находила слов. Пусть остается в любом виде, но только остается. Лучше пусть будет уродом и калекой, чем исчезнет из ее жизни вообще. Но он решил иначе. Он стер ладонями кровь с ребер повара, а потом стал рассматривать свои ладони в бликах камина. Кажется, кожа на них стала более гладкой. Это было похоже на волшебство. А сколько крови потребуется, чтобы он снова стал собой? Таким, каким он был прежде.
– Я чувствую себя живым, только когда убиваю. – Он легко взвалил грузное мертвое тело себе на плечо, будто тушу молодого барашка. – Твоих лакеев я только что сжег в этом камине. Так что подглядывать за твоими тайнами больше некому. Ты остаешься в полном одиночестве, моя любовь.
И он ушел, как будто его и не было. Но запах сожженной плоти и осколки зеркал остались. И еще остались разбитые иллюзии.
Глава 45. Воплощенный страх
Брэду снилась Клер. И хотя в реальной жизни он всегда мечтал о ней, во сне это не была его мечта, это был кошмар. Кошмар с тонкой примесью грезы. Все омерзительное было смягчено тончайшими деталями красоты, будто на картинах самой Клер. Да, на такое искусство была способна только ее кисть или даже компьютерная графика.
Ему снилось, как Клер сидит за неким подобием стола и пропускает через мясорубку его же собственные внутренности. Ее изящные ладони ритмично вертели ручку мясорубки. Мясо превращалось в вязкий фарш с кровью. И ее нежные пальчики тоже были в крови. Ангельская златокудрая голова склонялась над адской машиной, а рядом стоял и поучал ее кто-то зловещий и в темноте почти неразличимый. Кажется, он был безобразен, и это он нашептывал ей, что делать, но Клер все равно делала все по-своему. То есть еще более жестоко, чем учил ее он. Брэд хотел крикнуть ей что-то, но ощутил, что губы зашиты, а внутренности в животе разворочены, конечности почти отрезаны. Он был сшит, разрезан и проткнул булавками, как кукла для гадания. А окровавленная иголка с ниткой валялась на столе у Клер. Только это был уже не стол, а странная этажерка, собранная из человеческих останков и черепов, а еще частей тел каких-то неизвестных ему, но вполне материальных созданий.
Клер все же ощутила его попытки докричаться до нее и подняла голову. Ее глаза были пусты и красны, как два рубина. Сплошной алый свет, а не глаза. Кровь текла по ее векам, похожая на слезы. А когтистая уродливая рука в манжетах лежала на ее плече, будто подтверждая свои права на собственность. Это он был палачом. Это он хотел смерти Брэда и наблюдал, как его внутренности кровавыми червями выползают из решетчатого окна мясорубки. Но работать неустанно продолжали именно руки Клер.
Брэд проснулся в холодном поту. Жуткий шепот, все нараставший во сне, звучал в его ушах и сейчас, будто из потусторонних окон в этот мир бились крыльями легионы демонов.
Не нужно больше видеться с Клер – вот первое, что пришло ему в голову. Если с ней связана такая опасность, то лучше махнуть на девушку рукой. В любом случае, она всегда неохотно принимала его ухаживания. Возможно, именно это и заставляло его возвращаться к ее дверям снова и снова – ее совершенная недоступность. Вот и сейчас он не смог удержаться. Ведь как раз на сегодня было назначено его свидание с Клер. И, конечно же, он отправился на него. Даже сам дьявол не смог бы ему помешать.
Клер завороженно смотрела на мигающие огни карусели. Пластмассовые лошадки и пони были похожи на затейливые кренделя. Зеркала на внутренней стороне аттракциона мерцали, отражая свет. На миг ей показалось, что она видит в них отражение изувеченного. А еще нож и жертву в его руках. Клер вздрогнула.
Она стала искать взглядом Брэда. Он выбирал что-то у прилавка с подарками и сувенирами. Наверное, выбирал презент для нее. Клер выкинула остатки сахарной ваты в мусорный бак и двинулась к нему. Она прошла мимо тира и прилавка с пряниками. Никто не суетился, не кричал, не спешил ловить убийцу. Но она ведь только что видела, как было совершено убийство. Если только ей не показалось.
Где проходит грань между явью и фантазией, если после ее фантазий остаются трупы?
– Брэд! Нам пора идти, – она схватила его за плечо. Он даже не сразу понял, в чем дело. Прежде она никогда не проявляла в отношении него такой настойчивости.
– Что случилось?
– Здесь один тип приставал ко мне, – соврала она, вернее соединила в одно частички лжи и правды. Если сказать напрямую, он все равно бы не понял.
– Где? – Брэд готов был подраться. У него всегда чесались кулаки, по поводу или без.
– Неважно, – она резко мотнула головой. – Мы должны уйти. Здесь сегодня одни дети и подростки. Мне скучно.
– Тогда пойдем в паб или в кино, – охотно предложил он.
– Нет, лучше домой.
Такой ответ его явно разочаровал, ведь он знал, что ночевать к себе она его не пригласит. И все-таки он сдался. Может, рассчитывал, что сегодня ночью она все-таки сделает исключение.
Он купил ей красивый кулон с подвеской в виде слоника, только Клер не решалась снять жемчуг с шеи, чтобы надеть подарок. Жемчужное ожерелье всегда оставалось при ней. Снять его значило изменить себе.
Клер нащупала что-то твердое в кармане
