– Скажите, герр Майер, откуда на вашем счете полтора месяца назад появилась столь значительная сумма денег? – небрежно поинтересовался представитель Имперской службы финансового контроля после того, как ополовинил кофе.
– Мм-м-м… а почему у вас возник этот вопрос? Насколько я помню – все документы были оформлены в соответствии с законами Райха и все налоги с этой суммы также были уплачены, – нейтральным тоном спросил Алекс, продолжая лихорадочно размышлять над тем, где же и в чем он мог проколоться. Чем привлек внимание? Бригитта утверждала, что сведения о движении денег со счета на счет контрольными органами специально не отслеживаются. Только если какая-то операция будет признана внутренним контролем банка имеющей признаки финансовых нарушений. Но какая? Оплата налога? Ха! Бред! Перевод десяти тысяч рейхсмарок матери той погибшей девочки, который он осуществил сразу после возвращения из поездки? Ну-у-у… может. Но этот поступок вполне объясним в рамках не оспариваемой никем национальной предрасположенности, именуемой «немецкая сентиментальность». Взнос двадцати тысяч марок в «Общество движения к равноправию туземного персонала»? Тоже можно списать на ту же сентиментальность. К тому же он не один такой жертвователь. Насколько парень знал, крупные суммы этому обществу жертвовали довольно много граждан как первого, так и второго классов. В том числе и из центральных гау [58]. Так что с этой стороны тоже мимо… Что же он хочет ему предъявить?
– Ну, во-первых, потому что, согласно Имперскому уложению, граждане третьего класса не имеют права владеть недвижимостью и счетами на сумму более миллиона рейхсмарок. Вы же, насколько я помню, имеете именно третий класс.
Серьезно? Существует такое ограничение? Алекс удивленно воззрился на собеседника. Черт, как хреново вот так, с налету, вживаться в совершенно чужую жизнь. Все время вылезают какие-нибудь косяки и нестыковки… А сколько тогда можно-то? Но задать этот вопрос он не успел. Потому что герр Обервеер продолжил:
– А во-вторых, потому что Службу финансового контроля заинтересовало – какие такие услуги вы оказали фрау Хубер, за которые она выплатила вам половину… э-э-э… столь внезапно свалившегося на нее наследства.
– Насколько мне кажется, согласно конституции, этот вопрос касается только меня и фрау Хубер, – решил Алекс слегка взвинтить разговор, который явно становился все более неприятным. – Или конституция вам не указ? В таком случае я бы хотел, чтобы наше дальнейшее общение происходило не у меня дома, а в официальном учреждении и в присутствии моего адвоката.
– А это как вам будет угодно, – безмятежно улыбнулся герр Обервеер. – Если вы на этом настаиваете, то я не вижу никаких проблем пойти вам навстречу. Но-о… мне все-таки хотелось бы узнать, чему же такому вы научились за три года… м-м-м… скажем так, вашего отсутствия, что было так высоко оценено вашей подругой? Ведь ни дома, в Риге, ни уже здесь, после переезда, вы ничем таким особенным не выделялись. Обычная серая посредственность… Впрочем, – он ехидно прищурился и продолжил, этак растягивая слова, – росточком за эти три года вы явно подросли. И волосы у вас заметно посветлели. Честно скажу – вам так больше идет, можете мне поверить. Что еще? Глаза отчего-то тоже стали другого цвета… Ну если судить по тем фотографиям, которые нам переслали из Риги. – Агент слегка качнулся вперед и упер тяжелый взгляд в похолодевшего Алекса. – Возможно и там, – он сделал очень двусмысленный жест подбородком, – тоже все заметно увеличилось. Говорят, женщины это любят. Если, конечно, вы хорошо умеете этим пользоваться… – Тут он даже не улыбнулся, а вызывающе осклабился. – Причем, похоже, ваша болезнь вам не особенно-то и мешает. Ведь у вас же ретроградная амнезия, насколько я помню? Но оказывать столь дорогостоящие услуги фрау Хубер она, как я понял, никак не мешает. Так где такие умельцы, что так вам помогли? Не поделитесь? Чисто по-дружески…
Алекс молчал. Мыслей не было. Совсем. Черт, ну почему он всегда обязательно вляпывается?! Ну что ему стоило озаботиться более надежными документами? Деньги-то были. На его счету оказалось почти три миллиона (м-да, похоже, того куша, на который он рассчитывал, сорвать не удалось…), и они с Бригиттой поделили их пополам. На квартиру он потратил почти половину, еще тысяч сто ушло на мебель, одежду и путешествие. Но и того, что оставалось, было вполне достаточно. После возвращения из поездки он собирался купить мотоцикл и начать какой-нибудь собственный бизнес. А что, он молод, богат, живет в «нормальной европейской стране». Все же так, как и мечталось! Так что настало время жить и радоваться. Кто же знал, что он в этой поездке увидит…
– Ну так как, герр Майер, вы категорически настаиваете, чтобы мы перенесли наш разговор в более официальное место или все-таки не против продолжить его в такой, так сказать, неформальной обстановке? – и агент этаким небрежным жестом качнул чашкой.
– Что вам от меня нужно? – хрипло выдавил Алекс, стараясь не встречаться взглядом с представителем Имперской службы финан… да какой, на хер, финансовый контроль! В лучшем случае ведомство по охране конституции, а скорее всего, и вообще гестапо [59]…
– О-о, не так много, – усмехнулся герр Обервеер. – Даже, можно сказать, пустяк. – Он сделал паузу, с демонстративным удовольствием отхлебнул кофе, после чего поставил чашку и, окинув молодого человека взглядом, эдак проникновенно спросил:
– Скажите, герр Майер, как вы относитесь к троцкизму?
Алекс прикрыл глаза и тоскливо вздохнул. Ну вот и все… Это ж надо было быть таким дураком, чтобы надеяться, что толпа молодых идиотов, играющая в конспирацию, при этом вовсю красуясь перед близкими и не очень приятелями своей принадлежностью к «р-р-революционному подполью», имеет шанс не попасть в фокус внимания специальных служб. Ведь вдосталь налюбовался на них, пока торчал на квартире у Фрица. Да что там говорить – некоторые экзальтированные дамочки даже во время занятия сексом не прекращали выносить ему мозги революционной пропагандой. А одна из тех, с кем он как-то умудрился переспать еще до того, как сошелся с Бригиттой, так вообще во время оргазма трубно орала: «О-о-оо-о-оо-й, Лев Давыдовии-и-и-и-иииич!»… Да если бы эти детки, играющие в подпольщиков, вышли на улицу с флагами, барабанами и транспарантами, на которых аршинными буквами были начертаны их идиотские лозунги, и то они, пожалуй, привлекли бы меньше внимания,
