5. Первый поворот на ответвление от тракта мы пропустили, ориентируясь по ранее увиденному — деревьев с отличиями было по два, соответственно, съезд нам нужен был второй.
Второй съезд не порадовал — выглядел он внешне заброшенным, бревнами заваленным и в целом не слишком приветливым, но иллюзии я теперь видела четко. Ванко оглянулся на меня, я сказала: «Сворачиваем», и мы свернули.
Ненаезженный санный путь, сваленные замшелые деревья, кручи обледенелого снега действительно оказались только иллюзией, и за поворотом нас ожидала широкая расчищенная дорога, приветливо махнувший медведь, стоящий на посту, и галка, примчавшаяся с вопросом:
— Кто таки будете?
— Купец Ванко с товаром для главного храма, — отчитался купец.
— Группа студентов Любережского Университета Магии, магическая практика.
— Верес, сын Травига, — сонно сказал просыпающийся Верес.
Галка, важно кивнув, улетела.
Мы сопроводили ее заинтересованными взглядами и все оживились — не знаю, как Вересу, а нам самое священное для всех жителей Горлумского леса место предстояло увидеть впервые. Храм самого Древуна — главного горлумского бога-создателя, поощряющего как кровавые, так и прочие жертвы, не слишком доброго, по большей части сурового, как и сам этот огромный лес, и до крайности непонятного. Ощущение было, что мы сейчас соприкоснемся с чем-то древним. И это вызывало смешанные чувства — было и боязно немного, и дико интересно, и охватывал некоторый трепет.
И потому мы старательно выглядывали — я из телеги, парни из саней, ожидая чего-то величественного, монументального, удивительного, масштабного, потрясающего и… И все мы несколько остолбенели, увидев, что приближаемся к стандартной деревушке, отличающейся от всех прочих разве что тем, что дома были излишне новые. А так… обычный частокол, через распахнутые ворота видны домишки и постройки, ребятня с визгом носится, посередь деревеньки маленький шалаш, украшенный оскаленной мордой медведя…
— И это… все? — озвучил Тихомир наши общие мысли.
— Тихон, воды подай, — сонно скомандовал Владыка, удобнее устраиваясь на моих коленях.
Но на его команду никто не обратил внимания, мы все напряглись, увидев внезапно возникшего у широких ворот старца. Старец был высок, очень высок, примерно ростом с Владыку, седые его волосы и борода вид имели опрятный и расчесанный, глаза из-под кустистых бровей глядели синевой ясной, пронзительной, никак со старостью не вязавшейся, сам старик был бодр, худощав, в длинной белой рубахе, едва ли не до самой земли, в медвежьем кожухе поверх нее, опирался на длинный толстый посох, венчаемый искусно вырезанной головой оскаленного медведя.
И чем ближе мы подъезжали, тем как-то внушительнее и могучее казался старец.
Ванко, подъехав к воротам, ловко соскочил с телеги и низко, до земли, поклонился старцу, затем, опустившись на колени, поклонился вновь и произнес:
— Долгих лет тебе, говорящий!
— Встань, дитя леса, — и не взглянув на него, а продолжая изучать нас, ответил жрец. Главный жрец храма! Потому что «говорящий» — это малая форма обращения «Говорящий об истинной жизни», а это значит, нас вышло встречать высокое начальство.
И это подтвердил вскинувшийся и ошалело посмотревший на меня Верес. «Главный», — одними губами сказал он. Я кивнула, показывая, что поняла. И тихо скомандовала ребятам:
— Встали, быстро.
Попыталась осуществить свой же приказ. Но стоило мне предпринять попытку сместить голову Владыки, как дракон, повернувшись на бок, обнял меня уже двумя руками и, засопев в мой живот, хрипло пробормотал:
— Мое, не отдам!
Нервно выдохнув, я потребовала:
— Вачовски, мы уже прибыли, соизвольте проснуться!
Не соизволив, Владыка прижал меня к себе сильнее и хрипло, но вовсе не тихо, продолжил сонно высказываться:
— Сладенькая, вкусненькая, аппетитненькая и моя. Не пущу!
Повисла немая неловкая пауза. Верес застыл в полупоклоне, Славен, Тихомир и Никодим — возле саней, из которых выбрались и теперь с трудом могли ходить по причине затекших ног.
Владыка же продолжал в том же духе:
— Съем, вот как тока поженимся, сразу и съем…
Это он мог! Именно по этой причине я, уже собирающаяся закрыть его сильно говорливый рот ладонью, поостереглась столь опрометчивых действий.
В ту же секунду дракон открыл глаза и совсем иначе, вполне серьезно и уже без всякой сонливости, спросил:
— Все же напугал?
И рывком, вообще неведомо как, но из лежачего в телеге положения Владыка исхитрился, оттолкнувшись и совершив прыжок, мгновенно перейти в стоячее рядом с телегой, да еще и руку мне протянуть.
Очень осторожно я сложила карту, засунула ее в карман и встала, оправив плащ и ощущая, как вообще с трудом стою на затекших нотах. Что-либо дальнейшее предпринять дракон мне не дал — ухватив за талию, по-простецки переставил на дорогу и, взяв за руку, легко шагая, направился к старцу, умудрившись еще и насвистывать при этом что-то.
В итоге все мы подошли к жрецу, все, кроме Вачовски, низко, до земли, поклонились и замерли, ожидая, когда заговорит старец.
Жрец молчал долго, последовательно изучая нас всех, рука его крепко сжимала посох, в глазах отражалось небо и почему-то Вачовски.
А затем старец сказал:
— Здравствуй, Верес, сын Травига, входи, рады тебе.
Верес с огромным почтением склонился вновь.
Жрец же перевел свой взгляд на меня и сказал:
— Здравствуй дева, Милада Радович, слухами о тебе земля полнится, шпионами лорда Энроэ загрязняется. И ты входи, и тебе рады.
Я, следуя примеру Вереса, тоже низко поклонилась.
Следующим был Владыка. Жрец поморщился, глядя на него, и произнес:
— И ты входи, студент неизвестного роду племени. Тебе не рады, но, коли тебя не впустить, сам войдешь, да еще и дров наломаешь.
Владыка вместо почтительно поклона хмыкнул и нагло ответил:
— Ладно, войду, ежели так просите. Да и старость уважать надо бы… начать уже хоть когда-нибудь, с вас и начну.
Главный жрец храма Древуна посмотрел на него так, что любой другой на месте Вачовски сгорел бы на месте, но этот нет, усмехнулся только.
А старец
