Некоторые слухи даже удалось проверить. Да, посланники Имаги отыскали полдюжины лучших имперских оружейников в месяцы упадка короля Раана. Да, в тени Обманной башни была построена кузня, которая впоследствии обрушилась – через месяц после смерти короля. Да, в первые недели ухудшения состояния короля в библиотеке Амон-Суэр появился чужестранец и потребовал таинственный трактат о природе души.
Едва слышнее шепота на сильном ветру – однако из ниточек между Имаги Вертом и смертью короля начала сплетаться картина. Новая мифология родилась из последних королевских слов и привела к тому, что один человек решил покончить с войной.
Лоскутное одеяло правды и догадок выглядело примерно так: в старости король Раан стал бояться смерти – или, по крайней мере, сожалеть о ее неизбежности. Он обратился к своему бессмертному другу и спутнику, Имаги Верту. Вместе они придумали, как королю Раану сбросить глину плоти, но не умереть. Имаги Верт способом, неведомым благочестивым последователям, забрал королевскую душу, когда та покинула тело, вернулся вместе с ней в Обманную башню и там заключил ее в меч. Из стали и огня был выкован клинок, в котором Раан мог избежать кончины.
А потом… что чародею, живущему вне времени, делать с таким клинком? Какой властью обладает истинный меч-душа? Простым смертным не под силу постичь глубины замыслов и планов Имаги. Быть может, от меча будет прок тысячу лет спустя. Может, Имаги создал его исключительно ради удовольствия справиться с задачей, на которую не осмелился посягнуть ни один другой алхимик. Но для наследников Империи? Для мужчин, и женщин, и детей перед лицом войны меч приобрел еще большую силу.
И потому в столице небольшого государства, куда король Раан нанес один из последних визитов, в доме женщины, которой почти двадцать лет назад отдали на воспитание юного принца Ауса, самый дальний от трона королевский наследник придумал собственный план.
Он всю жизнь жил один, ничего не зная об отце и матери, кроме стороны света за морем и уверения, что кровь гарантировала ему честь и достоинство, если не любовь. Он покрыл изящные каменные стены углем и воском, планируя свое путешествие, пути своих маленьких армий. Восьмой в Войне семи принцев, имевший меньше всего шансов на победу в битве.
Битвы его не волновали. Для Ауса путь к победе лежал не через поле брани, а через сады и земли Обманной башни. Руины, где обугленные кости кузницы уже заросли плющом. Храм из зеленого стекла. Улицы и конюшни, мельницы, и кухни, и фермы земель, у которых не было короля. Здесь – или нигде – крылся ключ к амбициям Ауса, Забытого принца.
Ауса, чье имя было вовсе не Симин.
– Я всегда питал слабость к… зеленому стеклу, – произнес вор с многозначительной улыбкой.
Стоявшая перед ним женщина – темноволосая и мощная – молча держала топор на плече. Вор снова улыбнулся, будто они обменялись шуткой, коснулся широкополой шляпы и зашагал дальше по улице. В городе не было ничего странного, не считая самой Обманной башни. Мужчины и женщины занимались своими делами, как в любом другом месте. Собаки и дети гонялись друг за другом по грубой каменной мостовой и широким песчанистым лужам. Из густой листвы на деревьях выглядывали птицы. Если не видеть изменчивую башню, нетрудно было забыть о ее существовании. А вор старался ее не видеть.
По улице, пыхтя и потея, шагал круглолицый мужчина с тележкой свежескошенного сена. Вор заступил ему дорогу.
– Прекрасное утро. Скажи, друг, не знаешь ли ты чего-нибудь интересного о зеленом стекле? Плачу добрым серебром за добрые слова.
Мужчина помедлил, нахмурился, пожал плечами и двинулся дальше. Вор улыбнулся ему вслед, будто его молчание говорило лучше самых красноречивых историй. Достал из одежды старый жестяной секстант, прицепил в качестве отвеса кусок ярко-розового стекла и сделал вид, что измеряет макушки деревьев. Он чувствовал себя идиотом, притом испуганным. Ждал, что закончит день в канаве, и рыбы будут выедать его глаза. Но он серьезно относился к своей работе, а потому выставлял себя таинственным болваном и надеялся на лучшее, не уточняя, в чем это лучшее может заключаться.
В конюшне принц Аус изображал Симина, кивал, услуживал как мог – и слушал.
Хозяин – своей жене, когда они возились с виноградными лозами за постоялым двором: «Конечно, я известил башню. Отправился туда лично, едва он ушел к себе в комнату. Вот только Имаги все знал еще прежде, чем я раскрыл рот».
Девушка-уборщица – своей матери, когда они несли на рынок свежие яйца: «Ночью Имаги прислал распоряжения. Маленьких зябликов с пустыми глазами, которые несли в клювах клочки пергамента. Бэр (ученик кузнеца, насколько знал Симин) получил один, и Сойлу тоже».
Маленькая девочка в перепачканном платье, возившаяся в грязной воде у своего дома: «Крыса и вор, крыса и вор, найдется для них острый меч и топор».
Все знали, как и рассчитывал принц Аус. Но если кто-то и запаниковал, он этого не увидел. Подобно человеку, в сумерках идущему по дороге навстречу собаке, город выжидал, тихий и спокойный, и оценивал угрозу. Но он хотя бы ощущал угрозу, или изумление, или интерес. Своих величайших опасений – скуки, любезности, безразличия – Аус не заметил. Вор стал главной городской новостью, и этого было достаточно.
После обеда, когда Симин традиционно улизнул на сеновал вздремнуть, принц Аус улизнул по дорожке, притворявшейся оленьей тропой. Он шел осторожно, напрягая слух в жужжании летней мошкары и шуршании высоких трав. На полуденной жаре он вспотел, тяжелый воздух входил в легкие, словно пар. Обманная башня менялась: устремленная к небу спираль из гладкого белого камня; две массивные желтые кривые, вложенные одна в другую, словно клюв гигантской птицы; нешлифованный кусок дымчатого обсидиана. Приблизившись к храму из зеленого стекла, Аус зашагал еще медленней.
Едва заметные метки, оставленные принцем, были на месте. Длинный травяной стебель, сломанный на высоте колена, по-прежнему клонился поперек тропы. Тонкая, как паутинка, нить на высоте пояса между сухим деревом и густым кустом с заостренными листьями по-прежнему колыхалась на вялом ветру. Аус ощутил растущее разочарование еще прежде, чем преодолел последний поворот и увидел храм из зеленого стекла.
Возможно, храм стал меньше – все казалось возможным рядом с Обманной башней. А может, ему это почудилось под первые нестройные аккорды разочарования. Полуденное солнце сверкало на волнистых изумрудных поверхностях, но Аус видел только пыль. Шагнув внутрь и подойдя к низкому алтарю, он не испытал чувства изумления и уверенности, охватившего его в ту ночь, когда он нашел храм. Пыль, которую он столь тщательно рассыпал, чтобы заметить следы, осталась непотревоженной.
Вор пришел,
