Грендельсъяр. Его сердце забилось быстрее при мысли о том, что он действительно нашел это место, что сокровище деда лежит под этими черными водами, которые могут быть вовсе не столь глубоки, как выглядят сверху, и не столь темны, как кажется в сумерках.
До озера было шесть-семь человеческих ростов; если бы он упал, его бы ждал неприятный холодный сюрприз после долгой прогулки. И он вполне мог приземлиться на обломок камня чуть в стороне от водопада. Скала, на которой он стоял, ограничивала озеро с этой стороны. Другой берег был низким и болотистым, до него попробуй еще доберись.
Но был второй выступ и осыпь. Очень большие камни обрушились и создали лестницу к этому нижнему выступу. Ее захватили молодые деревца – обвал произошел давно, – однако она вела почти к самой воде.
Возможно, ею и воспользовался тролль, ею и лесным ручьем. В темных водах внизу лежал дедов меч и звал Халли, звал спуститься и вернуть наследие. Он двинулся вниз в неверном закатном свете. Массивные валуны были весьма устойчивы, однако их очертания оказались обманчивы и вероломны и привели его не к воде, а к уступу над ней.
В меркнущем свете его глаза различили на уступе странный белый камень, не похожий на серую скалу. Однако, взглянув с другой стороны, он понял, что это не камень, а выцветший череп.
Он вовсе не желал такого спутника в темноте, на узком выступе над водой. Но карабкаться обратно было глупо. И бояться было глупо. Он только что преодолел рискованный спуск – и разве не об этом пели скальды? Разве он не знал, что за украшение поместила над входом троллиха?
Эскер. Друг и советник Хродгара. Его голова была вирой, взятой троллихой за жизнь сына. Она забрала голову Эскера и поставила над своей дверью.
– Что ж, господин, – сказал Халли, усаживаясь на упавший камень. – Великий герой мог вернуть вас домой для погребения. И не вернул. Сколько всего он сделал по словам скальдов – и не сделал на самом деле.
– Унферт? Это Унферт?
Его сердце чуть не остановилось. Он глубоко вдохнул, говоря себе, что ему показалось, что это кровь стучит в ушах после тяжелого спуска. Но голос повторил:
– Это Унферт?
– Внук Унферта. – Не стоило называть злобному призраку имя, но Эскер не был врагом его деду. – Вы Эскер?
– Эскер. Да. – Голос набрал силу. – Похоже, я проспал всю ночь. – Не мелькнул ли огонек в сгущающемся мраке, не появилась ли сотканная из тумана фигура там, где никакого тумана не было в помине? – Я был в чертоге. – Поднялась призрачная рука. – Я спал. Я проснулся. Она была среди нас!
– Она мертва, – сказал Халли. Страх хлынул от призрака подобно волне, заставив его сердце биться чаще, а кожу покрыться холодным потом. – Она лежит мертвая, господин, в озере под нами. Успокойтесь. Больше она не причинит нам вреда.
– Что в Хеороте? Как поживает мой лорд?
– Прошли годы, господин, долгие годы, с тех пор как вы уснули. Хеорота больше нет. Лорд Хродгар мертв. Мой дед Унферт мертв. – Он впервые сказал об этом кому-то, и у него перехватило дыхание. – Он умер совсем недавно, господин. Позавчера. Он был глубоким стариком.
– Твой дед. – Призрак умолк. Теперь, когда солнечный свет погас, он казался ярче. Появилось бородатое лицо, заплетенные в косы волосы, ожерелье из золотых звеньев. – Унферт. Мой друг. Мертв.
Эскер был хорошим человеком, верным и смелым, говорил дед. Смелым, но не мудрым – готовым исполнить любой замысел Хродгара, принимавшим сторону Хродгара в любой великой глупости.
И той ночью, в Хеороте, безоружный Эскер кинулся между своим лордом и матерью Гренделя и погиб смертью воина, пусть без меча в руке. Но она забрала его голову. Моя месть свершилась, говорил этот поступок, голова над входом в ее царство. Кровавый долг выплачен, если не решишь иначе.
Беовульф решил иначе. Но Эскер остался здесь, неупокоенный и тревожный.
Услышав новости, призрак померк, лицо закрыли туманные руки – крупные руки, руки воина, больше не способные поднять оружие. Кольца чести и боевые шрамы виднелись на этих руках. Они скрыли Эскера, словно затенили его, а он пытался вспомнить события, свидетелем которых не был.
– Пришел Беовульф, – произнес призрак, роняя руки. – Спустился под воду. И поднялся. Она мертва.
– Вы хорошо несли вахту, господин. Вы сделали все, что могли. Я похоронил деда. И похороню вас, если пожелаете. Он вспоминал вас как друга, хотя вы часто спорили. Вашего лорда больше нет. Все герои отправились на пир богов, и мой дед в их числе. Он будет вам рад.
– Внук Унферта. Сын его сына.
– Меня зовут Халли. Халли Эгглафссон. – Он продемонстрировал безрассудное доверие. Благословение призрака может ему пригодиться. Но призраки – капризные создания, их волнует лишь собственная цель, собственный повод задержаться в мире. – Мой дед ждет свой меч, который здесь оставил Беовульф. Пожелайте мне удачи в моих поисках внизу, и, вернувшись, я освобожу вас отсюда, чтобы вы смогли воссоединиться с другими. Более того, я расскажу вашу историю и воздам вам воинские почести, которые не померкнут, пока живы песни.
Призрак становился все ярче, пока не возник целиком, не считая ступней.
– Да пребудет с внуком Унферта вся моя удача. Спой мне песни, которые знаешь. Расскажи, что случилось с Хеоротом.
Осмелится ли он солгать? Так можно навлечь на себя проклятие, когда призрак узнает правду.
Можно отшлифовать истину и остановиться, пока рассказ еще хорош. Боги свидетели, скальды так делают.
– Беовульф убил вашего убийцу, господин. Хродгар так оплакивал вас, что отослал Беовульфа прочь, нагруженного золотом. Беовульф сам стал королем, а Хродгар и его щедрый дар вошли в легенды. Герои, которых вы знали в Хеороте, стали великими лордами окрестных земель и сделали страну такой сильной, что король франков с его Белым Богом оставили нас в покое. Король франков решил, что намного проще воевать с югом, чем с севером, где живут столь великие люди, и до сих пор не вернулся. Скьёльдунги, которых вы знали, лежат в больших курганах, и о них до сих пор поют песни. А теперь все узнают и вашу историю.
Мир подернулся дымкой. Халли увидел, что окружен туманом, но не ощутил холода. Он чувствовал себя отделенным от реальности и понимал, что должен испугаться, но не смог бы ничего с этим поделать, даже если бы его тащили на смерть. Он погружался в теплую дремоту, он слишком сильно устал, чтобы поднять голову и запротестовать.
Быть может, он
