Реставрация для меня — одновременно и необходимость, и потребность, и что-то вроде хобби. Но не профессия — мне никто не платит. У меня нет работодателя. Своей наградой я считаю удовлетворение от хорошо выполненной работы — как эстетическое, так и утилитарное.
Обычно я занимаюсь этим по выходным — если, конечно, дело не срочное. Возможно, обычные дни моих трудов выбраны не случайно. В остальные дни недели трудился Господь, создавая природу и все сущее. Мне же приходится убирать все лишнее, и это ни в коем случае не располагает к мании величия. Скорее наоборот.
Нужную информацию я получаю из газет. Почти не пользуюсь интернетом. Старые газеты с репутацией внушают мне большее доверие. Они не столь суетливы и, соответственно, не торопятся врать. Во всяком случае, я надеюсь, у них еще остается время хотя бы проверить очередную «новость», прежде чем засорять ею мозги обывателя.
А я-то уж точно не тороплюсь. День мой начинается с пробежки по живописным окрестностям озера и нескольких десятков упражнений на гибкость. Я проделываю это вот уже двадцать лет не из тщеславия (все мы рано или поздно превратимся в горсть праха) и не из желания поднабраться эндорфинов, а единственно для того, чтобы поддерживать физическую форму. Иногда просто необходимо иметь приличную физическую форму. Реставрировать не так легко, как может показаться. Холофабрикаторы становятся все более изощренными в своих проекциях. Иногда к их творениям довольно трудно подобраться, не говоря уже о том, чтобы как следует поработать над ними. Ну и, конечно, львиную долю трудностей представляет собой охота на самих «творцов». Слежка может длиться часами, порой приходится побегать — притом в таких местах, которые похуже пересеченной местности, потому что являют собой даже не лабиринты искаженной реальности, а лихорадочный хаос больной агонизирующей фантазии.
Так вот, утром, подзарядившись на относительно свежем воздухе и под сенью пока еще (слава богу!) настоящих деревьев, я возвращаюсь домой, в свое скромное жилище, старый каменный дом площадью сорок квадратных метров на берегу озера, которому, как свидетельствуют геологические пробы, пару миллионов лет от роду. Делаю себе легкий здоровый завтрак из натуральных продуктов, выращенных отчасти на собственном огороде, а отчасти изготовленных моим соседом фермером — человеком хоть и ограниченным, но зато свято почитающим природу и не претендующим на понимание всякой зауми. В существование холофабрикаторов, например, он вообще не верит и считает всякие «необъяснимые» явления следствием тайных экспериментов — нашего правительства или правительств других стран, в зависимости от степени той мерзопакости, которая сваливается на головы, раздирает задницы или разжижает остатки мозгов наших милейших сограждан. Я не опровергаю, не спорю и не пытаюсь его просветить. Иногда мне даже нравится немного поболтать с ним, поддакивая и разделяя его возмущение. Святая простота! Он напоминает мне оселок, на котором я оттачиваю метафорический нож для очистительной жертвы. И в то же время чувствую, что работаю не только для себя и других истинных приверженцев естества, коих остались единицы, но и для таких вот, не желающих отрываться от земли честных работяг. Да, они не видят дальше своего носа, но зато и не подвержены порче, проникающей отовсюду под видом «прогресса». Я считаю, что если и есть призрачная надежда на выживание, то связана она с людьми, подобными моему соседу. Уцелеют физически и разумом лишь те, кто мертвой хваткой вцепится в истощенную землю и, возможно, удобрит ее своими потом и кровью. А я, по крайней мере, приложу все усилия, чтобы им напоследок не всучили подделку.
После завтрака я приступаю к сбору и анализу информации. Я подписан на два десятка бумажных газет и пять толстых еженедельников. Это недешево стоит в наши дни, однако для дела денег не жалко, потерять можно гораздо больше. И ведь уже потеряно… но не будем о грустном.
Читаю. Сравниваю. Сличаю информацию. Проверяю себя и газетчиков. Мне непозволительно ошибаться. Страшно подумать, что будет, если я ошибусь и приму за очередную выходку холофабрикатора то, что ею не является. И еще страшнее подозревать, что, наверное, я все-таки ошибался — раньше, когда начинал. Когда только почувствовал в себе редкостный дар — способность реставрировать. Даже теперь я покрываюсь холодным потом при этой неизбежно возвращающейся мысли, при воспоминании о том, что я стер безвозвратно. Или, может быть, кого.
Вроде давал зарок не говорить о грустном? Я должен оставаться холодным и сосредоточенным, сохранять ясность рассудка и уверенность в своей правоте. Это трудно; враг рассчитывает как раз на то, что всякая ясность и уверенность потеряны окончательно, растворены в бесконечной череде иллюзий, совершеннейших и неотличимых от реальности, а порой и превосходящих ее по красоте, изяществу, удобству или — в зависимости от намерений конкретного холофабрикатора — по ужасу, уродству и силе кошмара, воплотившегося наяву.
Итак, я читаю все подряд (никогда не знаешь, где, в каком сообщении, наткнешься на прозрачный намек или красноречивую деталь), но пристальное внимание уделяю далеко не всему, что вызывает сомнения или подозрения. Сразу скажу: я не занимаюсь глобальными или отдаленными явлениями. У меня масса недостатков, но среди них нет завышенной самооценки. Я не собираюсь примерять на себя роль спасителя человечества. Человечеству уже давно плевать на спасение, да ему ничем и не поможешь — уж в этом-то я уверен. Однажды холофабрикаторы, даже не ведая того, случайно, нащупают центральную ось этого обветшавшего мироздания, и все — буквально все! — станет подделкой. И что? Многим наверняка понравится. Но сохранить хотя бы часть столь милого моему сердцу уголка я могу, пока живу. Всем прочим пусть занимаются другие реставраторы. Какое мне дело, например, до того, что, как сообщает «Nature», очередной интернациональный экипаж приступил к серии экспериментов по регенерации биообъектов на международной космической станции? Я-то знаю, что никакой МКС на самом деле не существует. Если какому-то холофабрикатору захотелось позабавиться таким образом — на околоземной орбите, — я не против… до тех пор, пока он не трогает луну, отражающуюся по ночам в темной воде моего озера.
Или возьмем другой пример. Не далее как месяц назад я прочитал, что в Тибете наконец найдена Шангри-Ла. Все как положено — координаты, фотографии с места «находки», даже снимки из космоса. Тысячи людей по всему свету ликуют, и сотни направляют свои стопы к святыне в надежде обрести высшую духовность в самой что ни на есть колыбели. Ну и? Не ехать же мне туда вслед за ними и не переться
