Идем дальше. Йети. Из той же оперы. Лох-несский монстр. Даже скучно обсуждать. Летающие блюдца. Без комментариев. Да-да, холофабрикаторы тоже люди, хоть и с особым даром. Как мух на дерьмо, их тянет к старым мифам и сказкам. Редко кого пробивает на нечто принципиально новое, большинству не удается избежать укоренившихся архетипов. Иногда это существенно облегчает мне работу, поскольку их творения достаточно предсказуемы. Лишь дважды я сталкивался с чем-то, совсем уж выходящим за рамки. Признаться, это было жутковато. Я едва не потерял чувство реальности, то есть последнее чувство из шести, готовых предать в любую секунду. Но я справился, хотя в результате еще больше замкнулся в себе, в границах своего личного мирка. Ради бога, ребята, резвитесь, сколько угодно. Только не трогайте мой дом, мой лес, мое озеро. И, конечно, небо у меня над головой.
Нет, они меня не слышат. Не внимают вежливым предупреждениям. Подбираются все ближе и ближе. Вчера один оказался близко как никогда. А потом наступило сегодня. Но сначала про вчерашний день.
После завтрака и изучения газет, в которых не обнаружилось ничего тревожного на интересующую меня тему, я сидел в шезлонге на берегу и наслаждался хорошим летним утром, а также возней утиного выводка неподалеку. Вдруг ощутил беспокойство, специфический раздражающий зуд в подсознании — верный признак чьей-то холофабрикатной активности. Приходится доверять интуиции, если не хочешь пропустить внезапный удар. Покой — очень хрупкая штука, редко длится дольше пары часов; что касается отдыха, то, честно говоря, не так уж я и устал. Включил местное радио, вещавшее в FM-диапазоне. Как раз попал на сводку новостей. И услышал, что совсем неподалеку, на территории соседнего округа, появились динозавры.
Проклиная холофабрикатора, испортившего мне день, я отправился в дом, собрал все необходимое, вывел из гаража свой «опель» с электрическим двигателем и отправился, что называется, по указанному адресу, хоть и весьма неопределенному.
Егеря уже успели выставить пикеты, поэтому пришлось заехать в глухомань, почти до водопада, а оттуда уже пробираться пешком к эпицентру холофабрикатного всплеска. Как я уже говорил, в моем деле физическая подготовка бывает не лишней. Поход по сильно пересеченной местности занял около часа. По мере продвижения дискомфорт нарастал и вскоре сделался почти физическим. Это как галлюциногенный «bad trip», но при этом знаешь, что виной всему не кислота и что ты точно не принял ни миллиграмма.
Потом я их увидел. Что же, я был впечатлен. Целое стадо диплодоков. Огромных, как шагающие экскаваторы, но в отличие от экскаваторов — живых, хоть это и была вторичная жизнь. Лучшим подтверждением было то, что, подойдя поближе, я ощутил вполне первозданную вонь. Самое неприятное в моей работе — реставрировать по живому. Но вина за это лежит не на мне, а на тех, кто пошел против природы.
Через пятнадцать минут я закончил. Осталась только тонкая нить эха холофабрикации, тянувшаяся к тому, кто устроил представление. После многих лет начинаешь различать индивидуальный почерк. В данном случае автором был холофабрикатор по кличке Бездна. Раньше я его не искал и не трогал. Но на этот раз он зашел слишком далеко. Точнее, подобрался слишком близко к моему лесу и моему озеру. Вне всяких сомнений, он парень ушлый и ему ничего не стоит изменить внешность, однако, без ложной скромности, с реставраторами моего уровня такие номера не проходят.
Я собирался заняться им на следующий день. Но мои планы были нарушены.
Сегодня случилось нечто крайне странное — Майя вышла со мной на связь и попросила о встрече.
Я знал ее давным-давно, со времен нашей юности, когда холофабрикатные дела и, соответственно, реставрация были еще в новинку. Обеим сторонам не хватало опыта, кое-кто имел проблемы с самоконтролем, еще не сложились неписаные правила игры, которая превратилась вскоре в войну на уничтожение. Холофабрикаторы были кем-то вроде террористов, не подпадавших ни под одну криминальную статью, а реставраторы представляли собой кучку идеалистов — зеленых в обоих смыслах слова, потому что экология так и осталась их несыгравшим козырем. Во всяком случае, получить официальный статус или финансирование на исследования холотропных феноменов не удалось, насколько мне известно, никому.
Такими были и мы с Майей. Ездили по всему миру, реставрировали что могли, время от времени влипали в серьезные переделки и постепенно понимали, что сохранить душу, память и совесть чистыми не удастся. Вскоре мне стало совершенно ясно, что и любовная наша история подошла к концу. Для сохранения отношений следовало бы терпимее относиться к иллюзиям, а мы оба этого не умели, но прежде всего — Майя (трудно представить себе менее подходящее имя для такой женщины, как она). Я предпочел отойти в сторону, уединиться в отдаленном месте и вести, по возможности, тихую жизнь, а Майя целиком посвятила себя идее тотальной реставрации. Она организовала что-то вроде международной группы единомышленников, и еще несколько лет я то и дело узнавал во все более мутном потоке событий признаки ее непримиримого и радикального вмешательства. Потом, похоже, группа раскололась, а может, ушла в глухое подполье. Уверен: как и прочие идеалисты иных времен, мои бывшие товарищи постарели, растеряли остатки веры и радикализма, стали циничными приверженцами status quo, бытового комфорта и того, что называется неприкосновенностью ближнего круга. Получился мой собственный портрет, не правда ли? Но я так же уверен, что, если нарушить границу этого самого ближнего круга, то каждый из нас еще способен показать подпорченные зубы, а то и вырвать нарушителю глотку.
В общем, Майя объявилась четверть века спустя — что называется, гостья из небытия. Я терялся в догадках относительно цели ее приезда. Ожидание пробудило воспоминания, которые уже давно меня не посещали, и вкрадчиво, будто кошка, вернулась полузабытая печаль с примесью боли. Чему удивляться — Майя была любовью моей молодости. И, пожалуй, единственной настоящей любовью моей жизни. Я выпил перед тем, как выйти и встретить ее.
Она приехала на «вольво» с бензиновым убийцей под капотом. Судя по отсутствию навигатора, она не утратила своего феноменального чутья, потому что найти мою хибару не так-то легко. Почти такая же стройная и, на мой субъективный взгляд, такая же красивая, как раньше, несмотря на наметившиеся морщинки. Она разительно отличалась от холофабрикатных красоток, которых создавал на заказ человек, взявший себе псевдоним Ницше. Я предположил бы, что в юности он дрочил, разглядывая творения Сораямы. У него отбоя не было от клиентов,
