вам пусто было, убийцы в белых халатах»). Райкин запел «Улыбнись, человек человеку, человек человека пойми», на телевидении завели передачу «От всей души», а в поликлиниках и химчистках придумали идиотскую аббревиатуру «ветеран ВОВ» — их теперь следовало пропускать без очереди.

Кинематограф старел вместе со страной, вождями, проблемами и анекдотами. В 70-м вышел «Белорусский вокзал», в 72-м — «Старики-разбойники», потом потянулись «Старомодные комедии» и «Почти смешные истории» — но первыми были «Семь стариков и одна девушка» Евгения Карелова, отечественные «Белоснежка и семь гномов».

Выпускницу инфизкульта Леночку Величко, тупенькую соломенную блондинку с капризной губкой а la Бардо, постигло несчастье: вместо будущих чемпионов ей досталась группа ЛФК — лечебной физкультуры, если по-русски. Недомогающие гномы Док (Борис Чирков), Брюзга (Николай Парфенов), Соня (Анатолий Адоскин), Весельчак (Алексей Смирнов), Чихун (по нашей версии — зашитый алкаш; Борис Новиков) и молодой безусый гном Растяпа (Валентин Смирнитский; в «Белоснежке» его звали Допи, а у Карелова — Тюпин). Его же и решили сделать принцем, потому что настоящий принц забрал бы Белоснежку из леса, то есть из группы общефизической подготовки, а это в планы не входило. Авторы не напрасно даже в названии выдвинули гномов вперед.

История сохранила для потомков всего шестерых гномов: седьмого, Скромнягу — вохровца Анисова, — играл артист с излишне кудлатой шевелюрой и длинным носом: лица с такими приметами уже два года спустя начали исчезать из советского быта, действительности, титров и перечней золотых медалистов и материализовываться где-нибудь у самого Мертвого моря или на Брайтоне. Наблюдательный зритель заметит на титрах какой-то неловкий скок в зачинной песне Евгения Птичкина (именно на месте этого скока и была фамилия гнома-невозвращенца Александра Бениаминова, в 78-м эмигрировавшего в США).

Поначалу гномы разинули варежку, какая к ним спорхнула с небес миленькая снежиночка (Светлана Савелова), подобрали животы, выпятили грудь колесом и в своих разноцветных спортивных кальсонах стали совсем похожи на союзмультфильмовских зверят-физкультурников. Но Белоснежке вовсе не хотелось в пенсионерский лес, она была отличницей брусьев и стометровки, а в кошелке носила пару гантелей. Поперву она мучила дедушек притопами и прихлопами, уши выше — лапы шире, а потом стала гонять их на износ хула-хупами, прыгалками и скачками с барьерами в высоту. Гномы не сдались, окрепли физически (юбочник Соня женился на француженке, Чихун получил грамоту ЖЭКа за трезвый образ жизни, Скромняга завалил начальника вохры в армрестлинг) и в финале окончательно обезвредили всенародную банду Никулин-Вицин-Моргунов (дальше с ними воевали только бременские музыканты, причем в рисованном виде). А вохровский старик Анисов, вызванный комиссаром Жювом на подмогу, настигал Фантомаса на стенах суздальских монастырей и сбивал его с колокола посредством смекалки и физподготовки. При этом младший гном Тюпин наконец-то вызывал в Белоснежке взаимность, а на финальном пенсионном банкете Весельчак пел им добрую песню «Обогрейте словом, обласкайте взглядом, от хорошей шутки тает даже снег. Совершите чудо, руку протяните — надо, чтобы в дружбу верил каждый человек». Особый жанр советской эстрады — добрый твист — тут был как нельзя более к месту. Словами этого не объяснить, но отчего-то у Эдди Кохрана и Чаби Чиккера твист получался бешеный и агрессивный, а у Саульского, Бабаджаняна и Зацепина — добрый и душевный, для комсомольских свадеб (разница — как между Агузаровой и Сюткиным). Леонид Парфенов афористично обозвал это заменой ихнего «йе-йе-йе-йе» на наше «лай-ла-ла-ла». Для «Стариков» «лай-ла-лу» написал, как уже было замечено, Евгений Птичкин.

Доброта и потешная гномская суетня сделали «Стариков» едва ли не единственным культовым телефильмом, уложившимся в одну серию. Карелов не стал легендарной фигурой советского кино только потому, что не любил бить в одну точку; ни «рыцарь комедии», ни «ветеран военно-патриотического жанра» к нему были не применимы: к 1969-му за ним числились «Третий тайм» — реквием героям киевского «Динамо»-42, «Дети Дон-Кихота», бытовая драма о враче-усыновителе, шолоховский «Нахаленок» и «Служили два товарища», самый точный и деликатный памятник последней русской междоусобице.

В 1969-м в Якутии было открыто новое месторождение алмазов, что сделало их разведанные залежи сравнимыми разве что с юаровскими. Гномы-рудокопы, хранители национальных недр и сокровищ, дружно завопили «Хей-хо!», а Белоснежка бросила гантели и заприхорашивалась перед зеркалом.

Темные аллеи

Кино 70-х во всем мире становится сугубо городским — более тонким, более рваным, менее назидательным. Прогресс агротехнологий приводит к избытку продовольствия при минимальном числе работников — провоцируя уже не только массовый исход в мегаполисы, но и денонсацию сельских уставов: город жив индивидуализмом, здесь пастыри без надобности. В то время, как вестерн с его навязчивой мужской моралью медленно отходит естественной смертью, управляемая пейзанскими вождями Россия все тщится вдохнуть жизнь в деревенское кино, все откачивает и реанимирует общину, маскируя свершившийся конец бодряческими частушками про председателя молодого да участкового Анискина. Все чаще и кондовые почвенники, и уважительные к естественному ходу вещей либералы посвящают лиру натурализации селянина в городах («Молодые», «Мимино») — в 75-м гимн лимиты «Афоня» бьет все обозримые рекорды посещаемости. В том же году лирики-урбанисты Брагинский с Рязановым сочиняют непредумышленный манифест советского среднего класса «Ирония судьбы». Типовая застройка, типовая мебель-«стенка» для экономии пространства («800 и 20 сверху»), типовой автомобиль «Жигули» скрепили воедино сообщество лиц среднего достатка — но вопреки социальным учениям, гарантом стабильности русский мидл так и не станет. Для генетической неприязни к переменам среднему классу нужна собственность-недвижимость — «двушка» на Третьей улице Строителей и право петь под гитару стихи русских нерусских поэтов суть слишком скудная плата за социальный мир. Кажется, правящий истеблишмент во второй раз за сто лет взрастил своего могильщика — на сей раз только добра ему желая.

«Белое солнце пустыни»

Русской весне на Украине посвящается

1970, «Мосфильм», ЭТО. Реж. Владимир Мотыль. В ролях Анатолий Кузнецов (солдат Сухов), Павел Луспекаев (таможенник Верещагин), Спартак Мишулин (Сайд), Кахи Кавсадзе (Абдулла), Николай Годовиков (Петруха). Прокат 34,5 млн человек.

Сценарий был яркой, но все же рядовой басмаческой историей, назывался «Спасите гарем» и заканчивался чудовищной ремаркой: «Через несколько лет, оказавшись в Голодной степи, Сухов еще раз встретил „свой гарем“. Освобожденные им женщины остались неразлучными. Дружной бригадой цементщиц трудились они на строительстве канала».

За такое руки вырывают. Сценаристов Ежова и Ибрагимбекова оправдывал лишь вопрос, из-за чего случилась вся драка. За что

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату