Расчеты показывают, что если бы не работорговля, то средний годовой доход на душу населения в африканских странах сегодня составлял бы приблизительно от 2679 до 5158 долларов. Из этого следует, что работорговля ответственна за 28–100 % отставания в среднедушевом доходе африканцев от жителей остальных развивающихся стран. И, следуя той же логике, вызванное работорговлей отставание Африки от мира в целом составляет от 12 до 47 %. Масштаб этих чисел изумляет. Максимальное значение переменной предполагает, иными словами, что если бы не работорговля, то страны Африки с точки зрения дохода на душу населения сегодня ничем не отличались бы от любой другой развивающейся страны в мире. Это поразительное открытие. Неблагоприятная экономическая ситуация в Африке является одной из крупнейших загадок, стоящих перед учеными и политиками современного мира. Даже если принять самое низкое предполагаемое значение переменной, влияние работорговли объясняет почти 30 % разрыва в доходах между Африкой и другими развивающимися странами. Даже за минимальным показателем кроется огромное значение. Пусть эти результаты и не являются полным и окончательным объяснением истоков серьезного экономического отставания Африки от остального мира, они предоставляют очень убедительные доказательства того, что тяжелую экономическую ситуацию африканского континента можно объяснить мрачным наследием работорговли.
ВыводыСовокупность данных, представленных в этой главе, демонстрирует, что эпоха работорговли оказала негативное влияние на последующее экономическое развитие Африки. Используя оценки числа людей, вывезенных из различных регионов Африки между 1400 и 1900 годами, мы показали, что части континента, откуда вывозилось наибольшее число рабов, сегодня являются самыми бедными. Полученные оценки последствий работорговли оказались удивительно масштабными. Если отталкиваться от наибольшего значения переменной, можно предположить, что если бы не работорговля, то страны Африки в среднем имели бы сейчас такой же уровень дохода, как и остальные развивающиеся государства. Иными словами, Африка не была бы самым бедным регионом современного мира. В целом представленные здесь результаты предполагают, что интенсивная работорговля, которая продолжалась на континенте в течение более чем четырех веков, ответственна за большую часть проблем в сегодняшнем экономическом положении Африки.
Нейтан НаннВыражаю свою благодарность историкам Африки, которые были так любезны, что отвечали на мои вопросы, пока я пробирался через массив квантитативных исследований по африканской работорговле. Благодарю Ральфа Остина, Дэвида Элтиса, Джозефа Иникори, Дэвида Геггуса, Мэри Караш, Мартина Клейна, Патрика Мэннинга, Г. Уго Нвокеджи и Абдула Шериффа. Замечания и предложения Джареда Даймонда, Евы Нг, Джима Робинсона и Роберта Шнайдера помогли значительно улучшить эту главу. Ее название является отсылкой к заголовку статьи авторства Фрэнси Латур в «Бостон Глоуб» от 20 апреля 2008 года. В статье обсуждается исследование, которому посвящена глава.
6. Землепользование колониального периода, электоральная конкуренция и общественные блага в Индии
Ученые-социологи давно указывают на важность политических и социальных институтов для стимуляции экономического роста и развития. Дуглас С. Норт определяет эти институты как «правила игры в рамках общества», которые ограничивают личный выбор, и утверждает, что институты — и официальные, такие как законы и конституции, и неофициальные, такие как социальные нормы, — в значительной степени определяют операционные издержки в производстве и товарообмене и тем самым оказывают влияние на экономический рост. Далее Норт говорит о том, что институциональные изменения носят в основном нарастающий характер, и акцентирует внимание на трудностях радикальных перемен в этой области. Такая позиция предполагает, что влияние институтов, скорее всего, будет очень долговременным, и, следовательно, указывает на то, что для количественной его оценки необходим детальный исторический анализ на материале длительных периодов времени[289].
В последние годы в экономической литературе, посвященной изучению вопроса институтов, преобладают два метода анализа. Первый представляет собой подробное исследование в пределах заданного времени или места. Примером может служить работа Авнера Грейфа, который с помощью исторических документов исследует работу конкретного института — союза магрибских торговцев XI века. Грейф подробно фиксирует потоки информации и конкретные институциональные практики, которые были разработаны для поддержания экономических отношений между торговцами и их агентами за морем. Эти механизмы, основанные на бережно создававшейся репутации, способствовали процветанию торговцев Магриба. Другой пример — проведенный Нортом и Барри Р. Вайнгастом анализ влияния Славной революции в Англии на упрочение гражданских прав и последующее бурное развитие рынков капитала. Стивен Хейбер, Ноэль Маурер и Армандо Разо рассматривают долгосрочную эволюцию права собственности в Мексике, изучая институты, которые позволили мексиканской экономике устойчиво расти, несмотря на крайне нестабильную политическую ситуацию[290].
Хотя такие исследования помогают разобраться в эволюции институтов, они все же не дают убедительного ответа на вопрос: а что было бы, если бы тот или иной институт был устроен иначе? И тут может оказаться полезным второй метод анализа, основанный на компаративных исследованиях, в фокусе которых — различия в качестве или типах институтов в разных регионах планеты. Вот конкретный пример: Рафаэль Ла Порта, Флоренсио Лопес де Силанес, Андрей Шлейфер и Роберт Вишни провели сравнительный анализ стран с различными правовыми системами и обнаружили, что в странах, где практикуется англосаксонское общее право, права миноритарных акционеров защищены лучше, чем в странах, чьи юридические системы основаны на модели французского гражданского права[291].
Исследование Ла Порты и его коллег демонстрирует и плюсы, и минусы этого метода. Неоспоримое его преимущество заключается в том, что этот метод позволяет построить глобальную модель, которую мы не смогли бы вывести из изучения одного конкретного случая. Однако остается открытым вопрос о причинности: возможно, страны, которые стали использовать французскую систему гражданского права, изначально чем-то отличались от тех, где распространилось англосаксонское право? Скажем, у стран первого типа были систематически иные географические особенности или специфические доколониальные правовые системы, более совместимые с французским гражданским правом, так что наблюдаемые результаты
