Реза понял, что, скорее всего, оскорбил ее, хотя и недоумевал, как именно.
– Я не хочу обидеть вас, – нахмурился он. – Всего лишь стараюсь подготовить к тому, что последует. Вам придется очень тщательно планировать свои выходы в свет, поскольку отныне вы больше не частное лицо, а представляете корону.
– Как невоспитанная нищенка в дешевом черном платье. Бедная корона. А что, если она потускнеет, когда я дотронусь до нее?
Что-то внезапно перевернулось у него внутри.
– Думаете, вы одна находите подобные ограничения и обязательства абсурдными? – рявкнул Реза. Осознание того, чтобы он позволил себе прогневаться, шокировало его и должно было остановить поток колкостей. Однако не тут-то было. – Или даже оскорбительными? Позвольте заверить, что вы не одна такая. Кроме того, существуют куда более важные вещи, чем ваши чувства.
– В настоящий момент, – смягчилась Мэгги, – все кажется более важным, чем мои чувства.
– Конечно, вы можете стать любимицей желтой прессы. – Реза помрачнел. – Есть определенное количество представительниц голубой крови, которые ведут распутный образ жизни, шляются в Испании по ночным клубам или позорятся на так называемых модных вечеринках в Берлине. На пляжах Французской Ривьеры много темных, ужасных мест, где многие наследницы королевских кровей сбиваются с пути истинного, причем у всех на виду. Этот путь всегда открыт перед вами, если захотите. Вы вряд ли будете первой принцессой, которая предпочтет изнурительное веселье изнурительной работе.
– Да, – сказала она едва слышно, буравя его своими карамельными глазами, – я хочу быть шлюхой международного уровня. Это цель моей жизни, своего рода карьерный рост.
Казалось, пространство между ними наполнилось электричеством. Реза не хотел представлять себе эту женщину в виде шлюхи любого уровня. Или правда в том, что, когда она обронила эти слова, ему стало трудно думать о делах.
– Это ваш выбор. – Голос Резы был мрачнее, чем следовало. – Лично я предпочитаю более достойное поведение, однако я стал королем Константинии в двадцатитрехлетнем возрасте, и у меня не было времени позорить собственное имя.
Мэгги сложила руки на коленях. Реза заподозрил, что она таким образом пытается унять дрожь. А если это и так, ему хотелось понять, какие чувства заставляют ее дрожать. Злость или что-либо иное, например, слабое эхо эмоций, которые переживал он сам и которые причиняли ему так много беспокойства. Она сидела, выпрямившись, на стуле, а он недоумевал, понимает ли Мэгги, насколько царственно при этом выглядит.
– Все, о чем вы говорите, не про меня, – заявила Мэгги после продолжительного молчания. Он явно заметил перемену в ее взгляде. В гордом наклоне подбородка. Это было что-то новое и поразительное. – Вы совершили этот долгий путь не с лабораторией в кармане, потому что заботитесь обо мне. Все это только из-за вас и ради вас.
– Прошу прощения?
Этим особым тоном он обычно прекращал всяческие дискуссии. Потом следовали смиренные извинения собеседников и заискивания перед ним. Однако Мэгги, очевидно, не услышала или даже не прислушалась к тому, что сказал Реза. Она с вызовом смотрела на него, на лице не было ни следа хоть малейшего уважения.
– Вам не важно, какой я буду принцессой, зато важно, какой королевой я могла бы стать для вас в том невероятном случае, если все-таки выйду за вас замуж.
Реза не обращал внимания на то, что гудело в нем, пожирая изнутри. Он сконцентрировался на Мэгги, не пытаясь скрывать собственные намерения. Свою потребность, королевскую волю, неоспоримую при решении абсолютно всех вопросов.
Она могла отличаться от тех женщин, с которыми он привык общаться. Могла показаться восхитительнее, чем следовало бы. Казалось, Мэгги разговаривает с тем Резой, с которым он сам до этого момента был незнаком и который не понравился ему. Это неумолимо приближало всю историю к абсурду, из-за которого ослаб его отец, сентиментальный и решительно опасный человек, скрывающийся под маской достаточно благопристойного короля, каким он был до своего ужасного конца. И да, все эти чувства не в состоянии помешать Резе добиться осуществления поставленной цели.
А он всегда добивается своих целей.
– Вы принцесса Магдалена Санта-Домини, – настаивал он. – Полагаю, это не ваш выбор, выйдете вы за меня замуж или нет. Это ваша судьба.
Мэгги не чувствовала себя принцессой, зато ощущала вывернутой наизнанку. Естественно, у нее нет причин чувствовать себя чьей-то судьбой.
А уж тем более его судьбой. И не важно, что показал анализ крови.
– По моему опыту, – сказала она тихо, удерживая в себе терзающие эмоции, – слово «судьба» используется людьми в отсутствие достойной причины для того, чтобы сделать то, что они хотят, но они хотят получить разрешение сделать это в любом случае.
Реза поднялся из-за стола. Мэгги не поняла, почему это ее удивило. Казалось, он опутал ей руки и ноги и потащил за собой. Она не желала оставаться на этом месте как мишень, в то время как он передвигался по комнате. Поэтому тоже встала, с трудом отведя взгляд от великолепно приготовленного жаркого, к которому даже не притронулась.
Король, сообщивший, что она принцесса, более того, его принцесса, прошел от камина к окну. Мэгги знала: он сейчас не в состоянии любоваться видом на горы. Было слишком темно, и она могла видеть собственное отражение в дальнем окне комнаты. Реза стиснул руки за спиной, по ее мнению, в подлинно королевской манере, хотя раньше она никогда не задумывалась, что этот жест может означать.
Каким бы ни должен быть король, Реза выглядел именно так, как полагается. Больше беспокойства доставляло то, что она слишком далека от образа принцессы. Ей не нужно даже искать в Интернете платья, которые носят представительницы европейских королевских фамилий, чтобы понять, что обтягивающее платье из дешевого сетевого магазина совершенно из другого мира.
Кроме того, Мэгги недоумевала, почему сжимается желудок при одной только мысли, что она обманула ожидания Резы.
– Вы были обещаны мне при вашем рождении, – выдержал он долгую паузу.
У Мэгги возникло подозрение, что он наблюдает за ней, при этом делая вид, что смотрит в окно.
– Наши отцы были очень близкими друзьями и стремились к миру и процветанию в обоих королевствах. Мысль об объединении наших стран посредством брака нравилась им обоим, и она действительно очень разумна. Я всегда знал, что женюсь на вас. Это означало, что любые мои подростковые и юношеские выходки напрямую навредили бы вам. Поэтому я свел их к минимуму, чтобы не доставлять неприятностей ни вашему, ни моему отцу. Какой бы образ жизни ни привлекал меня, я всегда знал, что в моей жизни должно быть место для вас.
Мэгги вспомнила свою юность. Одинокая и мучительная жизнь. Она не думала ни о ком, кроме
