То есть путешествие можно рассматривать как элементарную поведенческую модель для многих видов деятельности, как например игра, учеба, воспитание детей, секс, еда, творчество. Эти формы активности являются, по своим психологическим механизмам, производными от путешествия, его «разновидностями» или модусами. При этом они зачастую не подразумевают пространственного перемещения, и в трёх из четырёх физических измерений их маршрут свёрнут в точку. «Маршрут» этих модусов путешествия лежит не в физическом пространстве, базовыми пространствами являются для них пространства фазовые или семантические — пространство личностного роста, пространство эмоций и т. д.
Старт любого путешествия, подобно человеческому младенчеству и детству, отмечен эйфорическим избытком чувств и дефицитом информации; финиш, подобно старости — наоборот, перегружен накопленными знаниями и впечатлениями, но беден на эмоции, восприятие истощено. И совокупность промежуточных этапов путешествия может рассматриваться, в том числе, как параллельные процессы — постепенной утраты остроты восприятия и одновременно — последовательного накопления информации о мире. Аналогично, завершение путешествия, в классическом случае в той же точке, откуда оно было начато, соответствует смерти.
И именно поэтому любое путешествие является многогранно работающей метафорой человеческой жизни в целом, её действующей моделью, устойчивой ментальной матрицей (приблизительной иллюстрацией которой является латинская пословица «via est vita»).
«Путешественник», в таком случае, — почти полный синоним «человека». А исследовать путешествие — едва ли не так же сложно, как и изучать человеческую жизнь вообще, во всей её бесконечной сложности и поливариантности. Аналогичным образом, исследование смыслов человеческой жизни, понимаемой как протяжённость, маршрут, «биография» — тоже до сих пор не институализировано в отдельной научной дисциплине, оно всё ещё остаётся прерогативой различных разделов философии.
1. ПОСТАНОВКА ПРОБЛЕМЫИсходным вызовом, мотивировавшим возникновение данной работы, стал для автора сам факт отсутствия в современной науке специализированной исследовательской дисциплины, посвящённой проблематике путешествий. Путешествиями в их географическом, социальном, психологическом, биологическом, экологическом и т. д. аспектах и преломлениях занимаются лишь конкретные разделы соответствующих наук. Между тем, о необходимости консолидации усилий гуманитарных и естественных наук вокруг исследования феномена путешествия говорится давно, в том числе и в русском культурном пространстве. Отечественные авторы, начиная с Владимира Каганского, любят цитировать Ивана Гончарова — пассаж об отсутствии и необходимости «науки о путешествиях» из его автобиографической книги «Фрегат Паллада» (цикл очерков — в сущности, классический травелог, 1855–1857). Ключевая цитата оттуда такова:
«Нет науки о путешествиях: авторитеты, начиная от Аристотеля до Ломоносова включительно, молчат; путешествия не попали под ферулу риторики, и писатель свободен пробираться в недра гор, или опускаться в глубину океанов, с ученою пытливостью, или, пожалуй, на крыльях вдохновения скользить по ним быстро и ловить мимоходом на бумагу их образы; описывать страны и народы исторически, статистически или только посмотреть, каковы трактиры, — словом, никому не отведено столько простора и никому от этого так не тесно писать, как путешественнику…» [Гончаров, 1986].
Со времени написания книги прошло более полутора столетий, но лишь в последние годы ситуация стала постепенно меняться.
Первым серьёзным диалогом о природе путешествия на отечественном пространстве можно считать семинар «Междисциплинарно-культурологический и теоретико-географический аспект путешествий», прошедший в 2000 году в Санкт-Петербурге. Затем, после длительной паузы, в последние три года состоялась целая серия конференций и круглых столов по проблематике путешествий: «Актуальные проблемы религиозно-образовательного туризма и паломнической деятельности»[82]; «Путешествие, текст, арт-проект: захват территории в XXI веке»[83]; «Россия — Италия — Германия: литература путешествий»[84]; «Власть Маршрута: путешествие как предмет историко-культурного и философского анализа»[85] (данная статья представляет собой доработанный текст доклада на последней конференции). Культурно-инновационным и геопоэтическим аспектам путешествия как феномена и как человеческой практики была посвящена одна из секций конференции «Поэтический фактор в культуре. Синкретические тенденции и инновации» в Международном университете в Москве в апреле 2013. Наконец, в рамках Х Конгресса этнографов и антропологов России в июле 2013 прошёл круглый стол по антропологии путешествий[86].
Тем не менее, сегодня по-прежнему трудно как-либо оценить возможность сведения в будущем исследовательских ракурсов в некий единый дисциплинарный проект.
Итак, сама безуспешность, до сегодняшнего дня, попыток создания единой теории путешествий или хотя бы квазинауки (инонауки, по С. Аверинцеву) о путешествиях свидетельствует, на наш взгляд, об универсальности, «избыточности», тотальности феномена путешествия — как в плане экзистенциального эксперимента в рамках индивидуальной человеческой жизни, так и в качестве социального института.
Путешествие присутствует, зачастую в латентном или свёрнутом виде, во множестве других социально-психологических явлений и может рассматриваться как один из наиболее фундаментальных феноменов человеческого бытия. И соответственно, скорее не путешествие должно описываться как совокупность каких-то существенных компонентов, а наоборот, описание других антропологических феноменов может базироваться на элементарном компоненте — путешествии, как целостном пространственно-временнóм феномене, метафорически соответствующем человеческой жизни (биографии) в целом.
2. МАРШРУТ ПУТЕШЕСТВИЯ КАК ПРОСТРАНСТВЕННО-ВРЕМЕННАЯ ЦЕЛОСТНОСТЬСогласно концепции путешествия, выдвинутой Владимиром Каганским [Каганский 2001], путешествие всегда происходит одновременно в нескольких пространствах — как минимум, в географическом, личностном, в пространстве знаний; большинство этих пространств являются семантическими или фазовыми. Вне зависимости от того, чем является, а чем не является Путешествие, и от того, в каких именно пространствах оно происходит, у этого феномена имеется как минимум один абсолютно необходимый смыслообразующий атрибут (элемент) — Маршрут: схема-траектория движения в путешествии, наложенная на карту соответствующего пространства. Все хронологические моменты путешествия однозначно связаны с соответствующими пространственными точками его маршрута. В каких бы пространствах не осуществлялось путешествие: в наземном ландшафте, во внешне однообразном океане, в мире снов, в виртуальных или мифологических пространствах, в любых фазовых или семантических пространствах — каждому моменту путешествия соответствует включённая в маршрут одна определённая точка пространства (неважно, реального, виртуального или воображаемого).
Таким образом, маршрут жёстко связывает пространственную компоненту с временнóй, сплавляя их в единый пунктир, точнее, непрерывную кривую, включающую «пунктир» реперных точек — остановок, станций, привалов, ночлегов, приключений и т. д. Тем самым, временнáя координата, намертво связанная с линией маршрута (схематически сводимой к одному из пространственных измерений), оказывается как бы лишней, факультативной. А значит, путешественник, хотя бы метафорически, свободен от хронологической шкалы.
Один из любопытных примеров наглядной эмансипации путешественника от временнóй шкалы показан в докладе С. Сидоровой на Х Конгрессе этнографов и антропологов России. Британские колониальные чиновники зачастую строили оглавление своих мемуаров о карьере в Индии не по хронологической, а по географической схеме. При этом каждый биографический этап, привязанный к очередному месту назначения в различных индийских провинциях, воспринимался автором как точка маршрута большого путешествия, каковым становилась для него в итоге вся его прожитая жизнь [Сидорова, 2013].
Мысль о путешествии как бы выталкивает нас за пределы пространственно-временнóго
