— О языковом и ином взаимодействии… Мы наблюдаем всё более активную миграцию литераторов из Украины в Россию и обратно, работу переводчиков, как живой мостик между культурами, обозначающий, однако, растущую пропасть.
— Совершенно согласен. Растёт всё быстрее тектоническая трещина между Россией и Украиной, вроде той, что разнесла древний континент Гондвану на фрагменты-материки по разные стороны планеты. Для культуртрегеров — переводчиков, издателей, кураторов — это не катастрофа, а наоборот, появление новых любопытных ниш и задач. Печально другое: исчезает взаимопонимание живущих по разные стороны провала. Перемещаясь из России в Украину и обратно, слушая те и другие масс-медиа, не устаёшь поражаться тому, как растёт взаимная слепота. Некая глаукома на внутреннем зрении обеих сторон.
Образ России, рисующийся из Украины (а тем более наоборот) всё сильнее отдаляется от реальности. Хуже всего, полагаю, ситуация с пониманием процессов, происходящих в Украине, — причем не только со стороны россиян, но и среди русскоязычного населения Украины. В целом, конфликт мне видится не столько между двумя народами, сколько между их мифами друг о друге. Труды деятелей культуры сейчас должны, я уверен, лежать не в плоскости политических споров, а в плоскости развенчания взрывоопасных мифов. Рассеивания ложных взаимных образов.
На мой взгляд, мы действительно присутствуем при грандиозном историческом процессе — взаимной поляризации украинской и российской ментальностей по геополитической схеме «атлантизм — евразийство», или «европейство — азиатскость» (хотя это не совсем одно и то же). А параллельно возникает (точнее, пока что только лишь получает шанс возникнуть!) диверсификация «русского мира» — вроде той, которая сложилась после войн и революций ХХ века. Но если тогда шла речь о поляризации русской ментальности на советскую и эмигрантскую, то сегодня расходятся такие ментальности как российская и, скажем, «русскоязычная украинская». Если политикуму Украины удастся удержать страну от раскола еще хотя бы одно поколение, мы успеем застать появление двух совершенно разных русских культур.
— Насколько возможно сейчас конвертирование творческой экспансии в политический жест?
— Учитывая, что в обозримой исторической перспективе наша зыбкая геопоэтика уж никак не вытеснит геополитику, стоит обратиться к идеологической базе последней. Одолевать неприятеля его же оружием. Здесь хотелось бы поделиться практическими соображениями. Речь пойдёт об экспансии, так сказать, обратной, «ностальгической».
В Советском Союзе, как и в дореволюционной России, жизнь была тотально централизована. Талантливые люди из провинции стремились в региональные центры, а особенно столицу. С распадом СССР усилился ещё и отток в дальнее зарубежье. Как подвёл итоги перестройки Егор Лигачёв (об «утечке интеллектуального потенциала»): «У нас весь интеллектуал утёк за границу!» И вот сейчас значительная часть наиболее успешных украинцев живёт в России или на Западе. В первом случае это люди, как правило, русскоязычные.
Помню, в 90-х ходили слухи о приглашении на пост министра культуры Крыма известного российского правозащитника и писателя, генерального директора Русского ПЕН-Центра, симферопольца Александра Ткаченко. Но нашёлся какой-то местный желающий, ничем потом не прославившийся на боевом посту. А полгода назад Саши не стало…
Есть ещё яркий «крымский» пример — уроженец Ялты Евгений Сабуров, поэт и один из крупнейших учёных-экономистов России. 14 лет назад на волне — вскоре выдохшейся — крымского сепаратизма он был приглашён на родину возглавить полуостровное правительство. Гармонизируемое им местное законодательство и другие продуманные меры поднимали экономику прямо на наших глазах. Сепаратизм Сабуров принципиально не поддерживал, и Крым мог стать маленькой богатой Швейцарией — не уходя из Украины. Однако геополитическая ситуация прервала этот исторический эксперимент, Евгений Федорович вернулся в Москву. И сегодня у меня есть конструктивное предложение: позвать высочайшего специалиста и крымского патриота Сабурова к руководству развитием экономики полуострова.
Скажете, утопия? А я уверен, что властям Украины стратегически выгодно делать свою страну привлекательной не только для украиноязычных, но и для русскоязычных людей. Легко ли этого добиться, и почему в реальности это не делается — другой вопрос… Но это позволило бы возвращать отнятый у страны «столичным насосом» человеческий ресурс, привлекать успешных людей к развитию малых родин, своих обескровленных провинций.
Новая нефть[156]
Несмотря на «трикстерскую» концепцию Крымского клуба (уже своим названием пародирующего Римский клуб), многие проекты под этим лейблом задевают своей адекватностью и неожиданной актуальностью. С одним из самых успешных и изобретательных российских кураторов Игорем Сидом беседует Михаил Бойко.
— Игорь, как случилось, что в первом в мире научном сборнике по геопоэтике, вышедшем в Германии, в качестве первоисточника цитируются ваши работы 1990-х годов? Почему европейские гуманитарии обратились не к эссеистике Кеннета Уайта, придумавшего термин «геопоэтика» десятилетием раньше?
— Мне кажется, проблема в стилистике источника. Уайт — возвышенный, ветвисто мыслящий поэт — трудно «поверяется алгеброй». Ваш же покорный слуга — азартный игрок на границе сферы свободных искусств и научной сферы. В каковой сфере я, наследник естественнонаучной династии, плавал как рыба в воде до середины 90-х: работал в тропических экспедициях, публиковал эссеистику в квазинаучном стиле… Учёным комфортнее было опираться на слегка пародийные, зато аргументированные и чётко построенные определения, нежели на туманные, пронизанные тончайшими нюансами пассажи.
Уайт внутренне отталкивался от мистического движения нью-эйдж и околодзенской идеологии битников, я же — скорее от футурологических трактатов Станислава Лема. Однако, если вчитаться в финал моего доклада на первой конференции по геопоэтике (1996 год), где обозначен «главный вопрос»: «является ли геопоэтика наукой или всё-таки искусством, НУЖНА ЛИ ГЕОПОЭТИКА ВООБЩЕ и стоит ли свеч наша с вами интеллектуальная игра?» — цитировать меня, пожалуй, больше не понадобится… (Смеётся.)
— Так всё-таки, что такое геопоэтика?
— Предложу универсальное определение. Геопоэтика — это интеллектуальное (ментальное, художественное и пр.) освоение человеком географического пространства; совокупность форм и средств этого освоения.
Обобщение необходимо, ибо вокруг геопоэтики затянулась конкурентная борьба. Поклонники Уайта упорно низводят это понятие к текстам о путешествиях, о географических пространствах, местах и ландшафтах, хотя термины «геопоэзия», «геоэссеистика», «травелог», «геософия» и т. п. были бы гораздо уместнее.
Чтобы нейтрализовать споры, я давно снабжаю термин «геопоэтика» уточнениями: прикладная, практическая, «проективная». И с самого начала подчеркивал, что ключевым элементом в геопоэтике является не текст, но миф, территориальный миф. Мифогенез может подпитываться сочинением текстов, от античных и средневековых первооткрывателей до Уайта и Вайля — либо реализацией арт- и литпроектов типа фестивалей и перформансов, как у нас.
Притом сколько бы мы ни противопоставляли традиционно геопоэтику геополитике, не удается расслоить их окончательно. Так, переписывание постсоветскими странами своих учебников истории, спорящих всё непримиримее друг с
