— И в том числе растёт роль мифа территориального?..
— Именно так. То, что раньше называлось genius loci, — сегодня почти осязаемая реальность, ресурс наподобие нефтяных месторождений…
Простейший пример. Регион с богатой мифологией (исторически достоверной или целиком сочиненной — не столь важно) привлекает больше туристов, а значит, его жизнь становится более богатой и в буквальном смысле…
Поэтому, делая новые фестивали и акции в новых местах так, чтобы они запомнились, стали почвой для будущих локальных мифов — мы как бы закачиваем в землю новую нефть, которой смогут пользоваться потомки.
Как работают сегодняшние пользователи мифов (назовем их по аналогии «мифодобытчиками»)? Устраивается какой-нибудь Есенинский фестиваль — например, в Рязани, на родине поэта. Тут вам просветительство, PR-продвижение города в федеральном контексте, развитие краеведения и — берите выше — местной гуманитарной науки. Но нельзя не учитывать, что процесс этот родствен добыче нефти. Ударными темпами из земли выкачивается метафизическая энергия. Энергия, некогда привнесённая туда мифотворчеством поэта…
Чтобы мифологический ресурс сохранялся, точнее, возобновлялся, нужно привлекать в такие проекты цвет сегодняшней литературы и искусства, живых классиков. Новых мифотворцев. Но чаще упор делается на графоманов, а это всё равно что сжигать нефть на месте вхолостую. И место постепенно пустеет и загрязняется, хотя бы в переносном смысле. Говоря птичьим языком эзотерики, у места будет дырявая аура, в перспективе — испорченная карма.
Гений места может быть истощён, как скважина.
— В текстах последних лет вы говорите о необходимости «новой антропологии». В какой мере это метафора? Вы считаете обновление антропологии возможным сейчас, в XXI веке?
— Меня всё больше удручает, насколько дремучим и темным оказывается этот XXI век, которого мы так ждали. Новый век более многомерен, и в этом его огромное, но, вероятно, единственное преимущество. Наука, и антропология в том числе, по-прежнему занимается частностями, боясь приподнять голову. Ибо объяснить, откуда приходит свет (белый или чёрный — это другой вопрос) различных духовных и мистических явлений, увидеть их природу через призму классической науки — видимо, нет никаких шансов.
Необходима новая антропология — словами любимого писателя моей юности, «новые сведения о человеке». Меня страшно веселит и одновременно злит анекдот про Нильса Бора — его якобы ответ на вопрос, почему учёный с мировым именем прибил над дверью подкову. «Конечно, я не верю, что подкова приносит удачу! Но она помогает независимо от того, веришь в неё или нет».
Вот этот дурной дуализм современной ментальности, зиждущейся вроде бы на материалистических знаниях, но отдающей дань суевериям, вере в магов и прочее, и раздражает. Необходимо преодолевать эту невидимую перегородку в мозгу между «полушарием логики» и «полушарием мистики».
— Среди вашей продукции, получившей резонанс в последнее время, — первая аудиоантология русской поэзии «СПА» («Современная Поэзия от Авторов») и эксперименты в видеопоэзии в рамках арт-группы «Кадры решают всё». Зачем понадобились проекты, выносящие литературу не в географическое пространство и геопоэтику, а в виртуальный, мультимедийный простор?
— Есть совсем уж антинаучная гипотеза, что мы призваны всего лишь доказать своей работой креативность идеи Крыма как творческого начала… Ведь инициатором и главной движущей силой проекта антологии был не я (составитель), а философ Александр Кузьминых (директор по производству), уроженец Ялты. А в группе «Кадры решают все» центральная фигура — Алексей Блажко, композитор и режиссёр видеопоэтических клипов. Наш «Мультимедиум», точнее, «Гений места» по-прежнему живёт в Керчи…
А если серьёзно, развитие мультимедиа, начавшееся столетие назад с появлением кинематографа, — это необходимое возвращение к искусству первобытного синкретизма, органики и многоканальности исполнения/восприятия. Говорят и о «шаманизме» наших роликов, таких как «Ночь» на стихи Даура Зантария или «Новые сведения о Калимантане». Обращаясь к тому, что раньше называлось магией, мы всего лишь идём в фарватере эпохи…
— Не слишком ли вольно применяется термин «магия» в отношении явлений искусства?
— В случае настоящего искусства, думаю, это почти синонимы.
На круглый стол Крымского клуба по этой проблематике пришёл мой коллега, художник-концептуалист. И он поразил незыблемой уверенностью, что искусство абсолютно чуждо мистике. Чтобы вы ощутили юмор ситуации, произнесу названия любимых мною его инсталляций: «Демон русской печи», «Афродита, рождающаяся из яйцеклетки»…
— Но ведь вера в мистическое может намеренно скрываться?
— Да, среди российских интеллектуалов говорить об этом всерьёз — не комильфо. Вообще в Европе вся история последних двух тысячелетий способствовала сокрытию интереса к этим сферам, не то что работы в них… Однако культуролог Екатерина Дайс показывает, как столпы литературы постмодернизма — Фаулз, Эко, Павич, Памук и другие — оказываются продолжателями мистериальной традиции. Просто мистериальное привычно мимикрирует под другие вещи. Люди, наделенные мистическими способностями, работают во всех областях и легче достигают лидерских позиций.
Я не вижу радикальных различий между камланием шамана и рок-концертом. В каком случае впадать в транс и обретать мистическое озарение — зависит только от того, в какой из культур ты вырос…
И вновь брезжит «неоантропологическая» догадка: мистериальные практики не обязательно традиционны! Особо одарённые люди могут изобретать магические техники сами.
Но конечно же, прямое наследование традиции, посвящение, ученичество даёт максимальный эффект. Когда в конце 80-х мой земляк Ник Рок-н-Ролл, зачинатель русского панка, вдруг исчез из Крыма, все шептались, что он уехал к шаманам в Забайкалье. А что уж говорить про Веру Сажину!..
Экспансия (точнее ренессанс) мистериального начала как в элитарной, так и в массовой культуре впервые со времен Средневековья — это и есть оборотная сторона «мифологической революции».
— Вы реализовали много афропроектов в России, работали в разных регионах Черного континента. Почему приоритетное место занимает именно Мадагаскар?
— Я не нашел на планете более совершенного геопоэтического объекта. Мадагаскар как остров — это геопоэтика в чистом виде… Возлагаю на него много надежд. Но у этой медали есть «слишком обратная» сторона. Мадагаскар как государство переживает очень тяжёлые времена.
«Наивный антрополог», или В поисках точек сборки[157]
— …Прошу вкратце рассказать о своих главных, наиболее интересных для тебя темах. Самое «горячее», насколько я понимаю, это новая антропология в разных её изломах: зоософия, геопоэтика, поэтократия, кентавристика…
— …Термин «новая антропология» — достаточно старый. Философ Сергей Хоружий, например, употребляет его минимум лет пятнадцать. Говорилось об «антропологическом кризисе», предлагались разные пути и механизмы его решения, например антропотехника — «философский ответ на вызов тоталитарных идеологий».
Новая антропология нуждается в новых «точках сборки». Таковы названные тобой зоософия, геопоэтика и т. д. Это неконвенциональные, смещённые ракурсы взгляда на реальность, из неких «промежуточных» точек — взамен давно фиксированных: классических зоологии, философии, поэтики, геополитики. Смена угла зрения позволяет разглядеть то, что не видно с привычных позиций.
Однако «новую антропологию» можно пытаться строить и на принципах, кажущихся совсем ненаучными. Не в
