Каждый коп знал математику кокаина. Каждый полицейский также являлся экспертом по метрической системе мер и весов. Чтобы понимать эту экономику, нужно знать, что унция кокаина составляет 28,3 грамма, а килограмм эквивалентен 35,2 унции или 2,2 фунта по английской системе мер и весов. Средний колумбийский фермер, выращивающий коку, продает свои листья торговцам по доллару за фунт — два за кило, плюс-минус пенни. К тому времени, как сырье будет преобразовано в гидрохлорид кокаина, затем разбавлено еще и еще — «разведено», «разбуторено» или «разбодяжено» — а потом продано в пергаминовых пакетиках того размера, какой вы можете найти в сахарнице в кафе, грамм может обойтись вам уже где-то между 100 и 125 долларами, в зависимости от качества. Астрономические баксы, что крутятся в торговле кокаином, связаны с необычайно большим числом посредников между источником и потребителем и беспардонным разведением на каждом этапе: от максимума в 90–98 % чистоты в Южной Америке до 12 % на улицах.
И Мейер, и Карелла испытывали смешанные чувства по поводу вероятной кокаиновой связи между убийствами. С одной стороны, они рвались поскорее закрыть файл Лопес — Андерсон — Эдельман (и, возможно, Квадрадо). С другой стороны, если убийства не имеют ничего общего с южноамериканцами, которые вели свой бизнес из Маджесты за рекой — из «маленькой Боготы», как говорили в полиции, — детективам не хотелось открывать эту банку с червями. Организованная преступность не входила в их компетенцию и была, пожалуй, не по зубам паре копов. Когда они стучали в дверь квартиры Тимоти Мура на втором этаже дома в Челси-Плейс, они надеялись одновременно и на то, что он расскажет им, каким образом Салли Андерсон замешана в наркоторговле, и на то, что наводка Лонни Купер окажется ложной. Лучше уж честный псих, чем колумбийский киллер.
Из-за двери доносились звуки музыки. Классической. Много струнных инструментов. Музыка звучала очень громко, она проникала сквозь деревянную дверь и наполняла коридор. Детективы постучали еще раз.
— Кто там? — крикнул голос.
— Полиция! — прокричал Карелла.
— Подождите минутку!
Они подождали. Струнные уступили место ударным, затем вступил, как предположил Карелла, гобой. Дверь открылась. Музыка стала громче.
— Привет, — сказал Тимоти Мур, одетый в спортивный свитер с символикой университета, коричневые вельветовые брюки и стоптанные домашние тапки. — Заходите. Я сам только что пришел, буквально минуту назад.
Квартира состояла из гостиной, спальни и кухни. В этом районе города, в непосредственной близости от университета, она, вероятно, стоила ему около шестисот баксов в месяц. Входная дверь открывалась прямо в небольшую гостиную, обставленную мебелью, купленной, вероятно, на распродаже. Там стояли стулья, лампы, диван — и книжные шкафы, битком набитые толстыми томами. Карелла подумал, что это, наверное, учебники по медицине. В углу комнаты стоял на подставке человеческий скелет. На столике возле потертого дивана стояли телефон и портативное радио, извергающее то ли симфонию, то ли концерт, то ли сонату, то ли что еще. Радио было похоже на ту маленькую японскую штучку, которую слушал Дженеро — во всех отношениях, кроме одного: радио Дженеро, как правило, передавало рок-музыку. За диваном находилась дверь в спальню, она была открыта, и детективы могли видеть неприбранную постель. На противоположной стене другая дверь вела в кухню.
— Сделаю потише, — сказал Мур и сразу же направился к радио. Когда он убавил звук, Карелла задумался, почему он просто не выключил его.
— Ну вот, — сказал Мур.
Музыка по-прежнему звучала раздражающе громко. Карелла подумал, не туговат ли студент на ухо, и тут же спросил себя, не слишком ли эмоционально он реагирует. К привычкам слабослышащих людей следовало бы отнестись с бо́льшим тактом.
— Не хотели беспокоить вас в университете, — сказал Карелла громко, чтобы его было слышно за музыкой. Вступили кларнеты, догадался он. Или, может быть, флейты.
— Вы не могли бы сделать еще тише? — сказал Мейер, по-видимому, не обремененный заботой о чувствах людей со стойким нарушением функций организма.
— О, простите, — сказал Мур и снова отправился к радио. — Привык слушать громко.
— Есть результаты исследований, — сказал Мейер.
— Каких исследований?
— О поколении рок-н-ролла. Оно стремительно глохнет.
— В самом деле?
— В самом деле, — сказал Мейер. — Из-за децибелов.
— Ну, я пока не оглох, — улыбнулся Мур. — Угостить вас чем-нибудь? Кофе? Чай?
— Нет, спасибо, — сказал Карелла.
— Что ж, присаживайтесь. Говорите, пытались найти меня в университете?
— Наоборот, мы не хотели вас там беспокоить.
— Ну, спасибо. Я вам очень признателен. Я и так сильно отстаю, а тут еще и из аудитории вытащили бы… — Он посмотрел сначала на Кареллу, потом на Мейера. — С чем вы пришли? Есть хорошие новости?
— Пока нет, — сказал Карелла.
— А-а. Я уж подумал…
— Нет, к сожалению.
— Как по-вашему, есть еще шанс, вы его поймаете?
— Мы работаем, — сказал Карелла.
— Мистер Мур, — сказал Мейер, — вчера у нас состоялся долгий разговор с девушкой по имени Лонни Купер, одной из танцовщиц в «Шпике».
— Да, я ее знаю, — кивнул Мур.
— Она рассказала нам о вечеринке в ее квартире, что была неделю назад в воскресенье… которую вы пропустили.
— И что? — озадаченно сказал Мур.
— Она подтвердила, что на вечеринке был кокаин.
— Подтвердила?
— Ранее мы слышали это от трех отдельных источников.
— Да? — Мур по-прежнему выглядел озадаченным.
— Мистер Мур, — сказал Карелла. — В последний раз, когда мы говорили с вами, мы спросили, не была ли Салли Андерсон как-то связана с наркотиками. Вы сказали нам…
— Ну, я действительно не помню точно, что…
— Мы спросили вас, цитирую: «Она имело дело с наркотиками?» И вы ответили, цитирую: «Нет». Мы также спросили, не была ли она вовлечена в другие нелегальные занятия, и на этот вопрос вы тоже ответили «нет».
— Так и есть. Насколько я знаю, Салли не имела дело ни с наркотиками, ни с чем-либо другим.
— Вы настаиваете?
— Да.
— Мистер Мур, на данный момент четыре разных человека сказали нам, что на той вечеринке Салли Андерсон нюхала кокаин.
— Салли? — Он помотал головой. — Нет, извините, не верю.
— Вы ничего не знали об этой ее привычке?
— Ну, строго говоря, кокаин не вызывает привычки. Нет абсолютно никаких доказательств потенциала зависимости от метилового эфира бензоилэкгонина.
— А как насчет психологической зависимости?
— Ну, да… но когда вы спросили меня, имелась ли у Салли привычка…
— Мы спросили, знали ли вы об этой привычке, мистер Мур.
— Я просто возражаю против слова «привычка». В любом случае я не верю, что Салли Андерсон принимала кокаин. Или любой другой наркотик, если уж на то пошло.
— Как насчет марихуаны?
— Я не считаю ее наркотиком.
— Мы нашли волокна и семена марихуаны в ее сумочке, мистер Мур.
— Это вполне вероятно. Однако позвольте повторить: я не считаю марихуану наркотиком.
— Мы также обнаружили следы кокаина.
— Я удивлен.
— Даже после того, что мы сказали вам о той вечеринке?
— Не знаю, кто вам сказал, что Салли нюхала кокаин, но…
— Назвать
