– Какая жалость, – прошептала Офелия.
Старик вздрогнул и удивленно взглянул на девушку, словно только сейчас вспомнил о ее присутствии.
– Ну, это бы еще ничего. Самое страшное произошло потом. Через несколько месяцев вышел новый семейный декрет. Не знаю, какая муха укусила Настоятельниц, но в то время они непрерывно что-то реформировали. Не скажу, что все эти перемены были так уж скверны, но что касается меня, я сразу почувствовал, что встал им поперек горла. «Любой документ, не имеющий прямого отношения к потомству Артемиды, отныне должен быть представлен на экспертизу специальной службе», – процитировал он без запинки. – То есть все, что относилось ко временам до Раскола, понятно?
– Значит, архивы второго подземелья были перевезены в другое место? – уточнила Офелия. – Куда же?
– В город Великих Озер. Только они так и не прибыли по назначению. Пароход, на котором их переправляли по реке, потерпел аварию из-за технических неполадок. Никто не пострадал, зато ящики со всеми документами ушли под воду. И бесследно пропали для грядущих поколений. Позже я узнал, что мои переводы тоже находились в этих ящиках.
Офелия зажмурилась, на минуту представив себе, что было бы с ней, если бы коллекции ее музея утонули или, например, сгорели. Наверно, то же, что двоюродный дед ощутил в те давние времена. Не из-за этого ли несчастья он стал таким пессимистом?
– Потерпел аварию из-за технических неполадок, – задумчиво повторила она. – Но вы же этому не поверили?
– Да нет, представь себе, поверил, – возразил старик. – Настоятельницы были для нас святыней. Я воспринял это просто как несчастный случай. Прошли годы, я пытался забыть о катастрофе. Но в тот день, когда я увидел на двери твоего музея объявление «Закрыто по случаю инвентаризации», меня вдруг осенило: это было все равно что написать «Закрыто по случаю ревнительства». Настоятельницы избавились от тебя, девочка, из-за твоего интереса к древнему миру. Ты слишком хорошо читала прошлое, которое им хотелось зачеркнуть. Впрочем, это всего лишь мое личное мнение. Я, конечно, ни слова не сказал твоей матери, она и так любит поднимать шум по любому поводу, даже по пустякам. Но готов дать голову на отсечение, что это правда. Ну, а ты как думаешь?
– Не знаю… Ничего я больше не знаю…
И Офелия обвела взглядом Опаловое побережье с его утесами и валунами. Девственная земля, где можно гулять только в прочных дорожных башмаках. На берегу сгрудились маленькие домики, словно вместе им было легче противостоять налетавшим ветрам, холоду и сырости. Они походили на пассажиров третьего класса – такие же сплоченные, крепкие и пестрые. А дальше расстилалось море, к которому плыла кабина фуникулера, – настоящее море, с его соленым запахом, ворчливое, как живое существо.
– Ты так и не избавилась от вредных привычек, – вздохнул старик, глядя, как крестница грызет швы на перчатке. – Не порти их, это твои рабочие инструменты.
Офелия была растеряна вконец. С тех пор как Настоятельницы обручили ее с Торном, она не питала к ним добрых чувств. А теперь, когда она размышляла над услышанным, ее очки то и дело меняли цвет, отражая сомнения хозяйки.
– Да, конечно, все это очень подозрительно, – признала она, – но… в чем смысл? Как можно наказывать людей за интерес к древнему миру? Раскол произошел много веков назад, так почему же наши старухи так боятся этого далекого прошлого?
– А ты когда-нибудь бывала в Библиотеке, девочка?
– Ну… один или два раза, – пристыженно сказала Офелия. Все ее родственники работали в главной семейной Библиотеке как реставраторы или библиографы, но девушку интересовали не книжные истории, а то, что можно было узнать, читая предметы. Словом, она была хорошей чтицей, но плохой читательницей…
– Вот то-то же, – проворчал архивариус. – Ну а я в последнее время покопался там. Воспитательная литература, назидательные романы, словом, благонамеренное чтиво! Ни одной книги о преступлениях, ни одного грубого слова, ни одной скабрёзной иллюстрации. Притом я говорю не о современных произведениях, а о переводах книг древнего мира: о стихах, эссе, мемуарах, театральных пьесах. Читаешь их, и создается впечатление, будто наших предков, живших до Раскола, интересовали только лирические вирши да сердечные дела.
Шарф Офелии, недовольный тем, что она перестала его гладить, нетерпеливо хлестнул ее по руке.
– Неужели вы думаете, что мои родители… что библиотекари…
Офелия не договорила. В последние месяцы она изо всех сил цеплялась за идеалы, вложенные в нее воспитанием на Аниме, – искренность, честность, исполнительность. Так, значит, даже в ее собственной семье завелись цензоры?! Если это так, то они… предатели.
– Ну, что с них взять, – вздохнул крестный, – твои родственнички ничем не хуже всех остальных. Реставрируют то, что их просят отреставрировать, классифицируют то, что их просят классифицировать, и точка. Нет, девочка, ищи где-нибудь повыше. Все книги, попадающие в Библиотеку, сперва проходят экспертизу Комитета одобрения. А кто руководит этим Комитетом? Настоятельницы. Понимаешь теперь, к чему я веду?
– Все книги, – медленно повторила Офелия. – А Настоятельницы, случайно, не высказывали свое мнение по поводу Книги? Я имею в виду Книгу с большой буквы.
– Ту, что в личной коллекции Артемиды? – удивился архивариус. – Нет, ничего такого. В любом случае ее нельзя ни прочесть, ни расшифровать.
– А сама Артемида? – настаивала Офелия. – Она когда-нибудь просила вас или кого-то другого исследовать Книгу?
– Насколько я знаю, нет. Ее всегда интересовало бесконечное звездное пространство, а не мой бумажный хлам. Почему ты спрашиваешь?
Офелия молчала. Она и сама не могла разобраться в своих путаных мыслях, но в какой-то миг у нее возникла интуитивная догадка, что закрытие ее музея, книга Фарука, гибель дедовых архивов, библиотечные махинации и недавние исчезновения гостей посольства как-то связаны между собой.
Но она тут же одернула себя: «Нет, это полная бессмыслица. Настоятельницы не виноваты в убийствах из-за угла на Полюсе. А Фарук интересуется моим музеем на Аниме не больше, чем пылью у себя под ногами».
Впереди вырастал отель: кабина приближалась к месту назначения. Здание, стоявшее на скале, было связано длинной прогулочной дорожкой с водолечебницей. Весь этот ансамбль, с его кирпичными стенами и высокими дымившими трубами, походил скорее на завод, чем на курорт. Офелия боялась, что отель Опалового побережья будет бледной копией Парадиза, – теперь она убедилась, что между ними нет ни малейшего сходства. Здесь ей не придется без конца «изображать кого-то» или «остерегаться кого-то», и эта мысль стала для нее утешением.
– На Полюсе тоже происходят странные вещи, – призналась она наконец. – И я никак не могу в них разобраться. Надеюсь, эти каникулы на берегу моря помогут мне кое-что прояснить для себя.
Чтица
Дата
– Торн в купальном костюме! – выкрикнули хором сразу три голоса.
Офелия от неожиданности хлебнула обжигающей воды и, отфыркиваясь, сквозь брызги и густой пар оглядела термальный бассейн с его мозаичными стенами.
Разумеется, она не увидела никакого Торна – ни
