– Ну так ты умница, Костя! Отличная работа. Конечно, Штернберг сам не понял, что написал, а ты – понял! Ты правильно использовал наш главный ресурс, наши знания.
– Не надо, Андрей. Кто меня этими знаниями накачивал – ты! А я, вместо того чтобы держать ухо востро, расслабился и отвык думать. Потерял кучу времени. А должен был реагировать мгновенно… Получается, что Тунгусу зачем-то понадобилось резко усилить свой ближний круг, ввести в дело тех, кто никогда не усомнится в его мудрости, всегда поддержит, – и он детей не пожалел. Что-то очень серьезное творилось прямо у меня под носом, а я проспал! Когда сопоставил все данные, первым делом побежал к разведчикам. Вы чего вообще, говорю, у вас на глазах такие подвижки, а вы со мной в шахматы рубитесь и молчите! А они – а мы ничего, мы только смотрим и наверх передаем… Начал трясти Мишу – давай, рассказывай. Миша, как всегда, мычит про не свою компетенцию. По-моему, я его напугал тогда. Зато потом любезный профессор Штернберг не упустил случая намекнуть – мол, дипмиссия кормится с его руки, потому что сама мышей не ловит!
– А чего ты ждал от Миши? Он вынужденно плетется в хвосте у Сорочкина и набивает себе цену, как может, хотя бы и за твой счет.
– Андрей, вот только не прикидывайся! Ну не прикидывайся ты дурачком, не жалей меня!..
А как тебя не жалеть? – подумал я. Ты казнишься из-за того, что прошляпил начало очень странного процесса. Но ведь ты заметил его, уточнил информацию на доступном тебе уровне и грамотно обработал результаты. Я готов под ними подписаться. Если прикинуть косвенные данные, хотя бы то, как занята Галя, которая пашет уже три месяца без продыху, Тунгус за время Костиной вахты успел провести обмен мнениями со всеми, до кого смог дотянуться в радиусе тысячи километров. И не письменно, а лично, на уровне представителей не ниже младшего вождя. Беспрецедентный уровень активности для такой неторопливой и расчетливой цивилизации. Какой-то очень большой вопрос они тут пытались между собой утрясти. Мы в курсе дела? Ну и молодцы. Нам есть что уточнять дальше.
Одна маленькая проблема. Она в том, что советник Калугин сработал по максимуму. Сколько бы Костя ни бегал во дворец, он не смог бы выяснить больше. Если хочешь знать все, надо, чтобы дети вождя сами бегали к тебе.
До меня, кажется, дошло, что Костя имел в виду, когда выпалил: не так его любят.
И тут я ничем не могу помочь советнику Калугину.
Если сказать об этом вслух, я еще и ударю в больное место.
Вот, к примеру, солнечный мальчик Унгелен так нравится людям, что ему все рассказывают намного больше, чем кому-либо. Никто их не просит, сами хотят и сами рады. Таков врожденный дар Унгелена, но еще это его профессия.
У Кости Калугина профессия та же самая. Но ему – не рассказывают. Через Костю иногда отправляют месседжи из дворца в наш департамент. Во дворце уверены, что Костя все передаст в точности, не искажая и не интерпретируя. Потому что просто не разберет, где кончается рядовая информация и начинается важное сообщение. Поэтому на Костю можно положиться. Говоря по-русски, с ним в разведку пойти не страшно. А еще лучше – одного послать.
Но если вопрос не до конца сформулирован и остались какие-то разночтения, Косте ничего не скажут. С ним не поделятся спорным мнением. У него не попросят совета. И уж точно на него не выплеснут наболевшее. Костю во дворце принимают таким, каков он есть.
Чего мне сейчас не хватает для полного и безоговорочного расстройства, это если Костя на бессознательном уровне все уже о себе понял, а на сознательном – отвергает себя такого. Тогда ясно, почему его бросает из крайности в крайность – то все кругом идиоты и работать не дают, то он сам идиот и гнать его надо отсюда. Спасибо, меня еще ни в чем не обвинил, стесняется пока. Бедный парень. У него внутри бушует ураган, и ждать сейчас от коллеги рационального поведения не стоит. И просить о поддержке бесполезно.
Он хочет убежать не с чужой Земли на родную Землю. Он убегает от себя.
Ну чего ты там опять ноешь?
Думаешь, тебе одному трудно?
И как мне теперь с тобой разговаривать?
Наверное – честно. А надуешься – и черт с тобой.
Мы тут не в институте благородных девиц. Благородная девица – вон, в шестнадцать лет вкалывает на дипломатическом поприще как каторжная, без выходных. А два здоровых мужика распустили нюни и объясняют друг другу, что все продолбали, но ни в чем не виноваты.
– И я, в общем, не виноват, я бы тут пошуршал как следует, – бурчал тем временем Костя, – но ведь нас связали по рукам и ногам, обрезали инициативу…
– Да кто тебе мешает по всему дворцу шуршать, дорогой ты мой? Сам только что сказал: мог бы ходить туда чаще.
– Брось, Андрей, я помню текущую задачу и работаю по ней, сам знаешь, но смысл… Это все несерьезно! Что я могу сказать Тунгусу? Он ждет от нас большого разговора. Он смотрит на меня – и я чувствую себя полным кретином! Потому что ему меня жалко! Ему – меня! И младшие так же глядят. Совсем взрослые стали, видят нас насквозь, понимают, что мы в полной заднице, только не понимают, как так вышло и почему мы не можем решить ерундовый, с их точки зрения, вопрос, а объяснить им это – невозможно! Не-воз-мож-но!
– Да прекрасно ты все объясняешь…
– Тогда почему я это делаю по десять раз? Они всегда сворачивают разговор на одно и то же. На то, что проблема не в них, а проблема в нас, внутри нас, что русские еще сами с собой не разобрались, а туда же, к звездам рвутся!
– Ну и правильно. – Я невоспитанно сунул руки в карманы и побрел к базе. – Россия сама не знает, что она такое и чем хочет быть. Не республика, не монархия, не демократия, не диктатура, не пришей кобыле хвост, – вот почему у нас все через задницу! Конечно, аборигены глядят на русских, как на идиотов, и глубоко им сочувствуют! Тебе это скажет у нас в департаменте каждый второй. Но строго неофициально.
