— Мы решили! — провозгласила она. — На бал идет Эзра.
— Как скажете, — согласилась я. — Теперь мне можно поспать?
— Спокойно ночи, Цветочек, — величественно кивнула Летиция.
Процессия исчезла в коридоре. В тишине сонного дома по половицам прогрохотали голые пятки Ароны. Она всегда топала особенно усердно, когда сильно расстраивалась.
На рассвете снова скрипнула дверь, заставив меня испуганно подскочить на кровати. По-совиному хлопая глазами, я следила, как шествие из женщин-привидений вернулось. Свечи, правда, не было. Ночь за окном переродилась в сизые сумерки, и в комнате царил седой полусвет.
— Кто? — просипела я хриплым ото сна голосом.
— Арона, — кивнула Летиция, и Эзра обиженно всхлипнула. — Она такая страшненькая, что без маскарадной маски точно никогда не выйдет замуж.
Младшая сестра, похоже, настолько мечтала примерить бальное платье, что даже не возмутилась из-за нелестного замечания матери или же просто слишком уморилась от ночного бдения и была согласна на любую критику, лишь бы отпустили поспать.
— Ладно, — смиренно кивнула я.
Однако едва второй этаж погрузился в тишину, а меня окутала блаженная дрема, как дом содрогнулся от совершенно непотребного вопля, словно кого-то убивали или же вор столкнулся с Летицией в кухне, а теперь не знал, как сбежать от верной гибели. Я подскочила на кровати в полной боевой готовности выпрыгнуть из окна. Из комнаты сестер несся истеричный визг, что-то грохотало, словно девушки решили разломать мебель. Сунув ноги в домашние туфли, я выскочила в коридор и едва не столкнулась с матушкой, спешившей на помощь двум вечным конкуренткам. Из дверей на нас испуганно хлопал глазами заспанный отец.
Мы ворвались в спальню и обнаружили, что в прозрачном предрассветном воздухе густо витают лебяжьи перья из разодранных подушек. Стулья перевернуты, одежда, припорошенная пухом, разбросана по полу, а на кровати Эзра оседлала прижатую животом к перине Арону и огромными портняжными ножницами пыталась откромсать косу.
— Отставить, паршивки! — как истинная генеральша, гаркнула Летиция, и девчонки, видимо вымуштрованные еще при жизни отца, замерли.
В удивительной тишине звучно щелкнули длинные острые лезвия. Хорошо, что ни одна шевелюра той ночью не пострадала.
Утром дом был погружен в траурную тишину, а в кухне царило уныние. Обе сестры, сидевшие за столом тише воды ниже травы, без аппетита ковырялись в тарелках. При взгляде на них сердце кровью обливалось.
— Цветочек, мы подумали, и я решила, что ты поедешь на бал одна, — тихо вымолвила Летиция, наливая мне в чашку крепко заваренный чай из кофейника.
У мачехи был пунктик: она считала, что настоящий чай можно заваривать только в фарфоровой посуде, а другого фарфора, кроме кофейника с длинным интеллигентным носиком, в доме просто не имелось.
— А мы поможем тебе платье выбрать, — добавила Арона замогильным голосом и жалобно-жалобно всхлипнула.
Неожиданно мне вспомнились детские балы, походы в театр, посещения выставок, катания на лошадках и многое другое, куда я так и не попала. В лицее за хорошие отметки меня вечно награждали всевозможными бесплатными приглашениями на две персоны, и Арона с Эзрой устраивали бои без правил. Однажды они действительно выстригли друг другу клоки волос, и тот поход на выставку древностей до сих пор являлся одним из самых светлых детских воспоминаний в моей жизни. Больше мне понравилась только экскурсия в Зачарованный лес, куда сестер не пустила мачеха.
— Так и решим, — улыбнулась я, чувствуя себя последней сволочью.
Завтрак прошел в гробовом молчании. Попрощавшись с приунывшей семьей, я уже дошла до двери, схватилась за ручку и замерла, не в силах выйти за порог.
— Да чтоб вас всех разобрало несварением! — обругала я Амэтов, хотя злилась на собственную мягкотелость, и вернулась на кухню.
Под изумленным взором семьи я открыла ридикюль, вытащила забытый со вчерашнего дня кактус в газетке, а потом приглашение, загнутое с одного угла.
— Держите. Я все равно в ближайшие сто лет замуж не соберусь, — проговорила я и добавила мысленно: «С такими-то родственниками».
С визгом сестры схватились за руки и принялись вытанцовывать по кухне польку, попутно свернув с кухонного прилавка сковороду. Честное слово, они никогда не умели щадить мои чувства.
— Дорогая, а это что? — певучим голосом полюбопытствовала Летиция, развернув газетку.
— Кактус, — коротко отозвалась я, как будто наличие испорченного колючего уродца в женском ридикюле было самой обыкновенной вещью и практиковалось всеми дамами повсеместно. Например, чтобы отбиваться в темных переулках от грабителей.
Когда я приехала в контору, то мадам Паприка с порога заявила, что Дракон Элрой остался в Ватерхолле, и туда вылетела целая делегация судебных заступников. В общем, с самого утра окончательно испортила и без того паршивенькое настроение.
Как я выяснила, во время приворота злиться на мужика было проще, когда он все-таки маячил перед глазами. Стоило ему исчезнуть с горизонта, как образ невыносимого сноба в воображении покрывался налетом благородства (мужественности у него все же в избытке), разве что не хватало нимба, как у святого духа. Как по такому не сохнуть?
— Кстати, — остановила меня мадам Паприка, когда я открыла дверь в кабинет Элроя, — вместе с запиской он передал для вас бандероль. Видимо, какие-то папки с делами. Положила на ваш стол.
— Благодарю, — вздохнула я.
Жлоб! В городе нет, а работой все равно умудрился завалить. При мысли об очередных письмах с ватерклозетами захотелось кусаться.
На столе меня поджидала завернутая в коричневую почтовую бумагу и запечатанная сургучом посылка. Обертку я вскрывала без особенного энтузиазма.
Внутри лежали вовсе не папки, а коллекционное издание «Золушки» в переплете из мягкой замши, с окованными уголками, выдавленным золотом названием и крошечной миниатюрой в вырезанном круглом окошке. Книгу выпустили год назад в количестве ста штук, разлетевшихся по миру со скоростью света. Страшно представить, сколько стоил редчайший экземпляр!
С замирающим сердцем я раскрыла томик. Листы были белыми, мелованными, а заглавные буквы украшали вензеля. Внутри лежал тонкий конверт. Не веря своим глазам, я нашла приглашение на пятничный бал «Великолепная Золушка» с именем «госпожа Тереза Амэт», уже вписанным твердым, понятным почерком Элроя, и быстро прочла приложенную записку:
«К
