Я сбегу, и обязательно. Спасут меня, не спасут, это еще неизвестно. У Светлого, кроме моих, рук нет. Поэтому я перевела тему.
– Ты родом из Тиртана?
– Отец. Мать как раз раденорка. Рабыня. Кстати, травница. Она меня и научила многому из того, что знала сама.
– Не жена? – уточнила я, зная о быте Тиртана из книг.
– Нет.
– В Тиртане ты всегда был бы вторым сортом. Отец тебя признал?
– А ты разбираешься… Да, признал. Сенар – материнская фамилия, я в нее пошел. Когда отец умер, уехал, братья ничего не оставили из наследства, но руки и голову отобрать не смогли. Я обосновался в Алетаре, стал работать, а потом меня нашли люди трея Лантара. И предложили хорошую цену.
– За людей…
– За человеческий мусор, который никому не нужен. Эти бродяги, нищие, шлюхи…
– Дети…
– Да, беспризорники, из которых вырастет ворье и разбойники. Да я благо людям делал, избавляя их от этой мрази!
– Благодетель, – покривилась я. – Так зачем ты травил канцлера?
– Трей Лантар работал с кем-то в Алетаре, мне не назвали имени. Я же не только в лечебнице работал, я еще и по вызовам ходил. Мне дали список имен, кого хорошо бы устранить. И яд.
– Так просто?
– А зачем усложнять? Вот попали к нам Ришард с другом. Были бы они в списке, и их бы не стало. Тот же Палач…
Доберется он до тебя!
Вспомнила Рамона Моринара, объятого пламенем, и на душе стало тепло и уютно. Впервые я надеялась, что на моих глазах убьют человека.
– До него тебе не добраться.
– Да и не надо. Канцлера я бы тоже не тронул, но эта гнида мне все дело поломала, а я бы еще годика три-четыре поработал, набрал на усадьбу и рабов. Кстати, мне и за испытания составов платили. Рабы все ж денег стоят, а тут – полна лечебница бесплатного материала. Хочешь – на стариках пробуй, хочешь – на детях.
Вот ведь мразь…
– Тамиру тоже ты?
– Я. Эта шлюха что-то заподозрила, покопалась в моих вещах и начала меня шантажировать. Как ты понимаешь, я этого допустить не мог.
– Вы спали вместе?
– Ревнуешь?
Настала моя очередь фыркать.
– Брезгую. После шлюхи…
Бертен кивнул, словно что-то понял.
– Я чист. Сама понимаешь, лекарь. Да и магам жизни такое не страшно, верно?
– Ты рассчитываешь, что я буду тебя лечить?
– Будешь. Если сама не захочешь получить ту же болезнь. – Бертен похабно улыбнулся.
– Что с ней стало? – решила не развивать тему я.
– Умерла.
Я вздохнула. Тамира-Тамира… Несмотря ни на что, мне ее было жалко. Да, она не знала слова «разборчивость», но, когда хотела, отлично работала. И человеком была не самым плохим, я и похуже насмотрелась.
– Она тебя, кстати, ненавидела.
– За что?
– А за все. За то, что ты девушка, а она нет. Что ты высокородная, а она родилась чуть ли не в канаве. Что у тебя есть талант, а у нее не было…
– Был. Просто другой. И служительницей она была хорошей.
– Талант и у тебя есть, – пожал плечами Бертен. – Думаю, даже без дара ты стала бы хорошей лекаркой. Может, травницей или служительницей в лечебнице. Рука у тебя легкая и уверенная, глаз точный. Впрочем, никто тебе не мешает так же работать и в Тиртане. Будем поить больных сонным зельем, и только-то…
– А все лавры будешь присваивать ты. И всю оставшуюся жизнь паразитировать на моем даре, держа меня в клетке.
– Не в клетке, а в твоем доме. С любящим мужем и любимыми детьми, которые у нас обязательно будут.
Я покривилась. Как-то не тянуло меня замуж за Бертена, и мужчина это угадал. И вдруг разозлился, наклонился так, что его лицо оказалось совсем рядом с моим.
– Ты, Вета, высокомерная дрянь! Если бы не твоя сила, кому бы ты была нужна?
Пожала плечами. Как бы жених у меня уже был, спасибо. И предложение делал два раза. Правда, не подозревая, что я маг жизни.
– Ты собой ничего не представляешь! Ты просто придаток к своему дару! Вот что тебе нужно в жизни? Что интересно? Чего ты хочешь?
Я невольно задумалась, отвечая на вопросы. Не вслух, нет, но мысленно и самой себе.
Что мне нужно в жизни? То, что мне пообещал король Алетара. Моя лечебница, мой дом, жизнь, в которой я буду свободна… Пусть не в рамках всего мира, но в Алетаре – точно, а то и в Раденоре. А больше мне и не надо. Если бы меня спросили, где я хочу жить и умереть, я бы и так назвала Алетар. Этот город пустил крепкие корни в моем сердце, и вырвать их уже не получится.
Что мне интересно? Лечить людей, ясно же! Учиться, работать, узнавать нечто новое… Разве этого мало? А что еще нужно? Танцевать на балах? Примерять платья? Кокетничать с мужчинами? Страшно сказать, но это – не мое. Совсем не мое…
Чего я хочу? Да того же, что и все женщины. Дом, семью, детей, просто не прямо сейчас, а в перспективе. И любви, да. Только вот плохо понимаю, как это, когда любят. Не научили. Бабушку я любила, а больше никого. Уж хорошо ли это, плохо ли, а так получилось.
Нет, я не могла назвать себя просто придатком к своему дару. У меня было все то, что поставил мне в упрек Бертен. А что немного другое… Так глупо же, имея талант мага жизни, стремиться в музыканты. Или в поэты.
Берт понял по моему лицу, что стрела не достигла цели, и еще раз дернул меня за волосы. Больно.
– Ничего. Я тебя еще обломаю.
Я прищурилась. Была еще одна возможность, о которой я не хотела упоминать. Ах, как же хорошо, что маги жизни стали для многих больше сказкой, чем реальностью. А тем не менее… Да, я могу убить Бертена в любой момент. Остановить сердце, устроить спазм сосудов, сделать так, чтобы он не смог вздохнуть. Убить человека несложно.
Но если я это сделаю, то навсегда потеряю свой дар. Стоит ли одна отнятая жизнь сотен и сотен неспасенных? Пока ответа на этот вопрос у меня не было. Но если дойдет до какого-то предела…
Не думаю, что бесчестье страшнее смерти, я вообще не героиня романа, но если выпадет случай избавиться от Бертена… Ни рука, ни язык у меня не дрогнут. Это я своим даром убивать не могу, но кто сказал, что ради меня не убьют? И я не буду ни жалеть, ни стесняться, ни даже оплакивать подонка. Он потерял все права на мою жалость, когда поставил себя выше других. Убивать людей – плохо. Но торговать ими – мерзее и не придумаешь.
– Я хочу есть. И пить.
Бертен скрипнул зубами.
– А еще я хочу в туалет. Мне прямо здесь лужу сделать?
– В том углу.
– Юбки мне подними, будь любезен. И панталоны снять поможешь.
Я не собиралась стесняться. Во-первых,