– Сколько лет тебе было, когда лес забрал тебя?
– Тринадцать, – ответила Таллис. – Но меня забрал не лес. Я ушла вместе со Скатахом. Я не собиралась оставаться так долго.
Старик, казалось, развеселился, но потом сказал:
– Ты много помнишь об Англии? О твоей жизни? О мире?
– Много, – ответила она. – Я расскажу тебе все, что помню, но я была довольно замкнутым ребенком…
– Позже, – сказал он. – Я хочу услышать об этом позже. Сначала я хочу кое-что показать тебе, кое-что такое, что приободрит тебя. Потом я подумаю обо всех странностях, которые случились с тобой в детстве; мой первенец уже рассказал мне немного о твоей жизни и о вопросах, которые ты хочешь задать мне.
Таллис печально посмотрела на домик мертвых; последняя дрожь потери заставила ее поплотнее закутаться в меха.
– Что с тобой? – спросил Уинн-Джонс озабоченным и доброжелательным голосом.
– Несколько часов назад я сожгла останки моего первенца, – ответила Таллис.
– А…
Через какое-то время Уинн-Джонс спросил:
– Сколько прожил ребенок?
– Сезон или два. Несколько месяцев. – Таллис улыбнулась. – Я плохо помню старые способы счета времени.
– Сколько детей… всего?
– Трое. Двое не сумели родиться.
– И все от моего сына? – спросил Уинн-Джонс.
– Да, – быстро ответила Таллис, хотя и опустила взгляд, частично солгав; посмотрев обратно на Уинн-Джонса, она увидела, что он уже не улыбается.
Внезапно он выдернул черное перо из бахромы своего плаща. Холодный ветер ухватился за его обстриженные белые волосы и заставил затрястись, как лихорадке, но он, не дав Таллис застегнуть на себе потуже плащ, толкнул перо ей в руку.
– Обряды и ритуалы позднего неолита, – сказал он, криво улыбнувшись. – Черное перо – знак моей печали. Завтра принеси его в дом шамана, и мы сожжем перо с жирной птицей, медом и полоской сушеной волчьей кожи. В выдолбленном камне, конечно, и тебе придется оставить на камне след своего тела; позже я его раскрашу. – Он почти смеялся и даже прикрыл глаз от удовольствия: шутка для цивилизованных людей. – Это поможет духу мальчика найти дорогу. Во всяком случае, они в это верят.
Таллис пожала плечами:
– Возможно, так оно и есть. В этом мире все это работает. Магия. Спиритизм.
– Да, верно. И это по-прежнему страшит меня. Ребенок может быть из плоти и крови, и все равно сгниет в лесу. Какие биологические процессы происходят при этом? Из всех моих детей выжили только двое – Скатах и Мортен. Странно, но, как я понимаю, это означает, что в них больше леса, чем плоти. Мой сын почти не мог выйти из леса и исследовать фермы вокруг Райхоупа.
– Знаю.
– И, я боюсь, твоя собственная судьба была запечатана в тот момент, когда ты впервые вошла в лес вместе с ним. Он находился в запретном для него месте – Англии – и сумел вернуться; его подхватил отлив, могущественный поток, вынесший его обратно в сердце леса. Но ты… тебе разрешено только путешествие в ад… Скатах не сможет вернуть тебя в Англию, как бы ни пытался.
Таллис мрачно кивнула:
– Я собиралась исследовать лес в течение месяца. И заблудилась здесь на восемь лет.
– Приготовься заблудиться до конца жизни.
– Я никогда не приму это, – твердо сказала Таллис. – Так или иначе, я выберусь отсюда.
– Ты никогда не вернешься домой. Смирись.
– Я найду брата. И верну его домой. Меньшего я не приму.
– А, да… – Уинн-Джонс мимолетно улыбнулся. – Твой брат. Помоги мне встать. Я хочу показать тебе кое-что.
Он неуверенно встал на ноги, тяжело опираясь на Таллис, и палкой указал на мрачные тотемы.
– Ты, конечно, знаешь их всех.
Таллис поглядела на деревянные статуи, и у нее возникло ощущение, что они ей знакомы. Она вздрогнула, слишком близко подойдя к пониманию.
– Да и нет, – сказала она. – Они напоминают мне мои маски.
– Я видел твои маски, – сказал старик. – Однажды. Это Соколица.
– Полет птицы в неведомый край.
– А этот, вновь зазеленевший, Скоген…
– Тень леса, – выдохнула Таллис. – Я всегда чувствовала странную близость с ней.
Уин хрипло рассмеялся:
– Вот так я узнал, что ты идешь. Тотем изменился. Скоген – изменяющаяся тень леса. Я думал, что идет мой сын, что он изменяет тотем, стремясь ко мне. Однако это была ты. Ты – скоген. Ты – тень леса… как Гарри до тебя. И ты найдешь его в тенях.
Он опять посмотрел наверх и указал на тотем, который Таллис знала лучше всех, из-за собственной одержимости.
– Лунный Сон.
– Глаза, которые видят женщину в земле. Я потеряла эту маску. Уронила ее, когда уходила из своего мира. Сейчас она у моего отца. – Таллис улыбнулась. – Иногда я спрашиваю себя, не видит ли он меня через нее.
Уинн-Джонс забеспокоился:
– Ты должна опять сделать ее. Если эти маски так важны для тебя, ты обязательно должна сделать ее.
– Важны для меня? – Таллис пожала плечами. – Некоторые из них я использую, другие – нет. И, кажется, они работают. Через них я вижу мир другим…
– Ты не понимаешь суть масок, – прошептал Уинн-Джонс, поглаживая седую бороду и глядя на Скогена. – Возможно, ты еще не готова и не можешь использовать их правильно.
– Я использую Пустотницу, когда хочу пересечь порог между мирами…
Уинн-Джонс хихикнул:
– Конечно. Что же еще ты можешь использовать? Но, Таллис… в терминах легенд маски, как и райятуки, аспекты пророчества! Голос земли говорит через них шаману: мне, тебе или Тигу. И ты не можешь использовать маски как пророчество, если одной из них не хватает.
Он повернулся к Таллис, которая скривилась:
– Но они работают.
– Да, работают, в какой-то мере. Но могут работать намного лучше. Думай о каждой из них как о цепи. Ты надеваешь маску, и цепь идет от нее глубоко в твое сознание. А в нем есть много мест, запретных или забытых. Каждая маска связана с таким закрытым местом. Рисунок на маске, форма дерева, касание дерева, запах дерева, твой запах, яркие цвета и тусклые тени… все это часть основного узора, основного знания, неведомого знания, являющегося сердцем магии. Каждая маска отпирает закрытую, потерянную память; каждая маска дает доступ к потерянному таланту: открывает дверь, если хочешь, и разрешает легенде выйти наружу… перейти через порог. Если одна маска делает такое… подумай о силе всех десяти вместе!
Таллис ничего не сказала, испуганная словами старика. Он пожал плечами, коснулся ее посохом и опять указал на райятуков.
– Подумай о предсказаниях, позже. А пока погляди внимательно на лица моих масок. Видишь? Они кривые. На каждой из них один глаз кажется разрушенным. Одна половина рта опущена. Видишь?
На Таллис снизошло понимание. Она ждала
