Уин-райятук подложил в огонь маленькие веточки, дав резким и настойчивым вопросам Таллис повиснуть в воздухе. Его бледное тело слегка порозовело. Он улыбнулся:
– Почему? Благодаря твоему брату Гарри, конечно. Вроде бы я уже говорил тебе об этом. Ты нашла Гарри много лет назад! Ты нашла его и вошла в него. Посмотри вокруг. Здесь все – Гарри. Река, лес, тутханахи, птицы, камни, тотемы… Первый лес, который он навязал миру – это тот самый мир, в котором я живу и через который ты путешествуешь. Мир, в котором ты и я находимся, не существует в природе, он существует только в сознании! Ты уже восемь лет странствуешь внутри черепа брата! И еще не научилась разговаривать с ним.
– Но он в ловушке, – запротестовала Таллис. – Он позвал меня из мира зимы. Я должна найти его физическое тело, не только сознание.
Уин-райятук на какое-то время задумался, потом медленно кивнул:
– Это не то путешествие, которое я бы хотел предпринять. Но я не ты, и, за исключением ильмов-теней, я почти не вижу созданных тобой мифаго – пожалуй, ты движешься слишком быстро. Но ты еще не осушена до дна, в тебе осталась сила созидания. Возможно, ты сможешь найти его.
Таллис его слова не понравились.
– Ильмы-тени? Эти гигантские деревья? Ты думаешь, что это мои мифаго?
– Безусловно. Необычная для мифаго форма, но, разумеется, очень старая. Они олицетворяют страх леса, мифы о рождении птиц, связь между землей и небом по толстому стволу дерева… – он засмеялся над собой. – Мы создаем простые легендарные личности, вроде Робин Гуда, Джека-в-Зеленом или золотоволосой принцессы; ты приносишь в лес ожившую землю. Ты – источник значительно более древних и могущественных воспоминаний, чем я, Хаксли или два его сына, Кристиан и Стивен – один Бог знает, что случилось с ними.
Он подтолкнул ветку в огонь, в хижине стало теплее.
– Но это другой вопрос. Ты и твой брат… в определенном смысле вы одно и то же. Только так я могу объяснить совпадения, о которых ты рассказала мне. Ты считаешь, что женщины-габерлунги – мифаго твоего деда. Не думаю, что ты права. Фермеры очень давно видели оборванного оленя. Его послал Гарри! Олень – та часть его сознания, которая может путешествовать к краю леса и найти спасителя. Похоже, что брат сам направил тебя в лес. Но такие путешествия души стоят очень дорого. Он пожертвовал своей силой, чтобы послать тебя в дорогу. Наверно, его путь из неведомого края был ужасен: часть души бежит по земле, не в состоянии взлететь или поплыть… и она пришла слишком быстро…
И эти три женщины – его мифаго, то есть он сам; они взяли образы и таланты из той первобытной эпохи, в которой он заблудился. Ты должна помнить, что габерлунги – настоящие элементы легенды. И они действовали так, как положено в легенде: учили магии. Так ты научилась открывать ворота между мирами и временами и пересекать пороги; в ту эпоху это умели делать только великие шаманы. И они научили тебя делать кукол и маски, простым пророчествам, простой магии земли.
Только тогда все обретает смысл. Гарри связан с тобой – кровью, сознанием, родством. Женщины сделаны Гарри, а также – немного – твоим дедушкой и тобой. Твой дедушка был слишком стар, но он знал, что ты поймешь и пойдешь, рано или поздно. И почему нет? Твой брат оставил свои метки на всем, и на тотемах в особенности. Его мифаго имеют такую форму именно для того, чтобы ты могла узнать их. Идя по лесу, он оставлял за собой след, по которому ты могла бы пройти: не булыжники, хлеб или цветные бусины, но воспоминания и образы; они как кровь, как запах – нечто такое, что ты знала всегда, хотя тебе часто кажется, будто ты их не знаешь.
– Ты хочешь сказать, что я только думаю, что ищу Гарри; на самом деле он тянет меня к себе, как рыбу на леске…
– Да. Это единственный имеющий смысл ответ на твои вопросы.
– Он послал женщин, которые показали мне, что искать. Они прибыли слишком рано, потому что время в этом мире ведет себя очень странно. Они ждали меня. И показали, что искать.
Уин-райятук растер золу между ладонями и посмотрел на получившееся серое пятно.
– Да.
– А Скатах, твой сын? И Бавдуин? Они тоже часть Гарри?
Уинн-Джонс нахмурился:
– Не вижу, как они могут быть.
– Тогда почему они так подходят к тому, что произошло со мной? Почему я и ты так связаны?
Если Уинн-Джонс и знал ответ, высказать его он не успел. Внезапно мир снаружи истошно завопил. Ученый схватил посох и каменный нож и с искаженным ужасом лицом посмотрел на шкуры, заменявшие дверь.
– Это Тиг… его магия…
Встревоженная Таллис мгновенно выскочила наружу; ее сердце билось как сумасшедшее, отвечая ужасному вою из леса.
Мертвые деревья подобрались совсем близко к поселению; они сгрудились вокруг палисада и холма, с его костями и деревянными идолами. Лесные птицы метались между рогов этих деревьев. Некоторые сидели на мертвых ветках, кричали на луну и яростно клевали стволы ползших гигантов в тех местах, где ветер обнажил их; гневные птичьи трели смешивались с треском раскалывающейся коры.
Тутханахи кричали на них, трясли костями, били в барабаны. Они носились вокруг стены деревни, размахивая огнями. Двадцать факелов зажглось в темноте, еле тронутой светом луны – оборонительный круг. Женщины ударяли полосами раскрашенной кожи по палисаду, дети кидали в ночь камни. Воздух наполнил сильный запах сжигаемых растений, который должен был прогнать элементалей.
В темном небе кружили птицы. Деревья тряслись, их движения заставляли сотрясаться землю. Облака поредели; в свете выглянувшей из-за них блестящей луны казалось, что мертвые руки ильмов кого-то призывают. Так же поднимались к небу руки первых шаманов, обломанные рога первых оленей и сломанные воспоминания самой жестокой из зим. Таллис попыталась убедить себя, что ничего особенного не происходит, только движутся облака. Но вспомнила о маске Лунный Сон и поняла: ильмы пришли, чтобы уничтожить именно ее.
Визжащая ночь. Ветер крыльев. Невидимый полет черных созданий, яростно пикировавших на женщину, которая посмела изгнать их.
Всю жизнь она убегала от зимы. И только сейчас она сообразила, как близко подобрались к ней птицы, снег
