– Есть исключения? Видишь и слышишь ли ты четко кого-нибудь, когда у тебя депрессия? И может, этот кто-то способен тебя перезагрузить?
– Перезагрузить! Мне это нравится. Да, Бобби может. Ему было пять, когда я попала сюда. Сейчас двенадцать. Он играет на клавишных в музыкальной группе. И поет!
– Ты должна очень им гордиться.
– Я и горжусь. Ваш, должно быть, того же возраста, да?
Клинт, который легко улавливал момент, когда его подопечные дамы пытались сменить тему, буркнул что-то невнятное вместо того, чтобы сказать, что Джаред скоро получит право голосовать. Ему самому это казалось странным.
Джанетт хлопнула его по плечу.
– Следите за тем, чтобы у него всегда были при себе презервативы.
Из-под зонта наблюдательного поста у северной стены проревел усиленный мегафоном голос дежурного:
– ЗАКЛЮЧЕННАЯ! НИКАКИХ ФИЗИЧЕСКИХ КОНТАКТОВ!
Клинт помахал дежурному рукой (мегафон искажал голос, но он предположил, что на садовом стуле под зонтом сидит этот говнюк Дон Питерс), чтобы показать, что все тип-топ, и повернулся к Джанетт.
– Что ж, придется мне обсудить этот момент с моим психоаналитиком.
Она довольно рассмеялась.
А Клинт подумал, и не в первый раз, что при других обстоятельствах он бы хотел, чтобы у него была такая подруга, как Джанетт Сорли.
– Эй, Джанетт. Ты знаешь, кто такой Уорнер Вольф?
– Давайте просмотрим видеопленку, – тут же ответила она. – Почему вы спрашиваете?
Хороший вопрос. Почему он спросил? К чему мог иметь отношение престарелый спортивный комментатор? В чем его важность, если ключевая фраза (как и внешний вид) Уорнера утратили свою актуальность?
А вот вопрос получше: почему Лайла ему солгала?
– Э… Кто-то недавно упомянул его в разговоре. Мне это показалось забавным.
– Мой отец любил его слушать, – сказала Джанетт.
– Твой отец.
Его мобильник выдал мелодию «Эй, Джуд». Клинт посмотрел на дисплей и увидел фотографию жены. Лайла, которой следовало быть в стране снов. Лайла, которая могла помнить Уорнера Вольфа, а могла и не помнить. Лайла, которая солгала.
– Надо ответить, – сказал он Джанетт, – но много времени это не займет. Пойди в огород, займись прополкой. Поглядим, вдруг ты вспомнишь, что тебе приснилось прошлой ночью.
– Что-то личное, поняла, – кивнула Джанетт и пошла в огород.
Клинт помахал рукой северной стене, показывая дежурному, что поведение Джанетт санкционировано, затем нажал «ПРИНЯТЬ».
– Привет, Лайла, как дела? – Едва слова сорвались с языка, он понял, что часто начинал с них беседу с пациентами.
– Все как обычно, – ответила она. – Взрыв лаборатории по изготовлению мета, двойное убийство, преступница задержана. Я арестовала ее, когда она поднималась по шоссе на Боллс-Хилл, практически в чем мать родила.
– Это шутка, да?
– Боюсь, что нет.
– Срань господня, ты в порядке?
– На ногах только благодаря адреналину, а так все хорошо. Но мне нужна помощь.
Она изложила подробности. Клинт слушал, не задавая вопросов. Джанетт пропалывала горох, напевала что-то веселенькое о том, как приятно идти к реке Гарлем, чтобы утопиться[15]. У северной стены тюремного двора Ванесса Лэмпли подошла к садовому стулу Дона Питерса, поговорила с Доном и заняла его место, а Дон направился к административному крылу понурив голову, словно нашкодивший ученик, вызванный к директору. И если кто заслуживал наказания, так прежде всего этот олух.
– Клинт? Ты еще здесь?
– Да. Просто думаю.
– Просто думаешь, – повторила Лайла. – И о чем?
– О процедуре. – Клинт удивился, что она так давила. Словно издевается. – Теоретически это возможно, но я должен кое-что согласовать с Джейнис…
– Тогда, пожалуйста, согласуй. Я могу приехать через двадцать минут. И если потребуется убеждать Джейнис, найди необходимые доводы. Мне нужна помощь, Клинт.
– Успокойся, я справлюсь. Возможность причинения себе вреда – веское основание. – Джанетт закончила прополку одного ряда и по второму приближалась к нему. – Я просто хочу сказать, что при обычных обстоятельствах тебе следовало бы сперва заглянуть с ней в больницу, чтобы ее там осмотрели. Судя по твоим словам, она серьезно повредила лицо.
– Ее лицо не входит в число моих первоочередных забот. Одному человеку она чуть не оторвала голову, а головой второго пробила стену трейлера. Ты действительно думаешь, что я оставлю ее в смотровой наедине с двадцатипятилетним врачом?
Он хотел вновь спросить, в порядке ли она, но в ее теперешнем состоянии она могла просто взорваться, потому что именно так ведет себя человек, если устал и раздражен: набрасывается на того, кто не даст сдачи. Иногда, чего там – часто, Клинту не нравилось, что набрасывались именно на него.
– Скорее нет, чем да.
Теперь он слышал уличный шум: Лайла вышла из здания.
– И дело не только в том, что она опасна. И не в наркотиках. Просто… как сказал бы Джаред: «Мое паучье чутье подает сигналы».
– Может, и сказал бы, лет в семь.
– Раньше я ее не видела, могу поклясться на стопке Библий, но она меня знает. Она назвала меня по имени.
– Если ты в форме, а я уверен, так и есть, достаточно взглянуть на твой нагрудный карман.
– Правильно, но там написано «НОРКРОСС». Она же назвала меня Лайлой. Мне нужно заканчивать разговор. Просто скажи, что ее будут встречать, как дорогую гостью, когда я привезу ее к тебе.
– Не сомневайся.
– Спасибо. – Он услышал, как она откашлялась. – Спасибо, милый.
– Всегда пожалуйста, но ты должна кое-что сделать для меня. Не привози ее одна. Ты измотана.
– За рулем будет Рид Барроуз. Я поеду рядом.
– Хорошо. Люблю тебя.
Послышался звук открываемой автомобильной дверцы, вероятно, патрульного автомобиля Лайлы.
– Я тоже, – сказала она и отключилась.
Помедлила ли она, прежде чем ответить? Сейчас не было времени обдумывать это, вертеть эту мысль туда-сюда, пока она не превратится в то, чем, возможно, не является. Клинта это устраивало.
– Джанетт! – Она повернулась к нему. – Мне придется завершить нашу встречу пораньше. Возникли проблемы.
4Своим заклятым врагом Коутс считала дерьмо, с которым приходилось сталкиваться по жизни. Немногие дружили с ним, мало кому оно нравилось, но большинство как-то примирялось, начинало его понимать – и вносило в него свою лепту. Начальник Джейнис Табита Коутс это самое дерьмо не терпела. Она по складу характера не имела с дерьмом ничего общего, что в любом случае было бы контрпродуктивно. Тюрьма в принципе была большой фабрикой дерьма, ей бы вполне подошло название «Дулингское женское заведение по производству дерьма», и работа Джейнис состояла в том, чтобы удерживать это производство под контролем. Волны дерьмовых предписаний накатывали из столицы штата, требуя, чтобы она одновременно снижала расходы и улучшала работу тюрьмы. Устойчивый поток дерьма шел из судов – заключенные, адвокаты и прокуроры состязались друг с другом, – и Коутс почему-то всегда вымазывалась по уши. Департамент здравоохранения обожал присылать дерьмовые проверки. Специалисты, которые приезжали, чтобы ремонтировать электрику, всегда обещали, что больше поломок не будет, но их обещания были все тем же дерьмом. Электрика продолжала выходить из строя.
Дерьмо никуда не девалось, даже
