Змея подняла голову, формой похожую на лопату, и посмотрела в ее сторону. Черными глазами оглядела Лайлу с холодным интересом. Язык попробовал воздух, исчез. Змея стремительно заскользила вверх по излому ствола и аккуратными кольцами обвила ветвь. Голова покачивалась, как маятник. Непроницаемый взгляд по-прежнему не отрывался от Лайлы, теперь изучая ее вверх ногами.
Из-за дерева послышалось низкое, горловое рычание, из теней вышел белый тигр с ярко-зелеными глазами. Внезапно появился павлин, качая головой, распустив великолепный хвост, издавая повторяющиеся звуки, в которых слышалась вопросительная интонация: Ии? Ии? Ии? Ии? Вокруг павлина вились мотыльки. В семье Лайлы хранился экземпляр иллюстрированного «Нового завета», и эти насекомые напомнили ей венец, который всегда был на голове Иисуса, даже когда тот младенцем лежал в яслях.
Красная змея соскользнула с ветви, пролетела последние десять футов и приземлилась между тигром и павлином. Втроем они двинулись к застывшей на опушке Лайле. Тигр неторопливо переставлял лапы, змея ползла, павлин подпрыгивал и квохтал.
Лайла ощутила безмерное и глубокое облегчение: да, да, это сон, определенно сон. Должен быть. Не только этот момент, не только Аврора, но и все остальное, начиная с весеннего заседания комитета учебных программ Триокружья, которое прошло в актовом зале средней школы Кофлина.
Она закрыла глаза.
3В комитет учебных программ она попала благодаря Клинту (ирония судьбы: он сам заложил под себя бомбу). Случилось это в 2007 году. В «Вестнике Триокружья» появилась статья об отце ученицы одиннадцатого класса средней школы Кофлина, который собирался приложить все силы для того, чтобы книгу «Ты здесь, Бог? Это я, Маргарет» изъяли из школьной библиотеки. В статье приводилась цитата отца, что эта книга – «чертов атеистический трактат». Лайла не могла поверить своим глазам. В тринадцать лет она обожала этот роман Джуди Блум и по себе знала, каково это – быть девочкой-подростком, перед которой вдруг воздвиглась взрослая жизнь, словно странный, наводящий ужас новый город, в чьи ворота придется войти, хочешь ты этого или нет.
«Я обожала эту книгу!» – Лайла протянула газету Клинту.
Она вырвала его из привычной грезы наяву, когда он сидел у столешницы и смотрел сквозь стеклянные двери во двор, рассеянно потирая пальцами левой руки костяшки правой. Клинт взглянул на статью.
«Извини, милая, но книгу придется сжечь. Прямой приказ генерала Иисуса». – Он вернул ей газету.
«Это не шутка, Клинт. Этот тип требует изъять книгу из библиотеки именно по той причине, по которой девочкам нужно ее читать»[23].
«Согласен. И я знаю, что это не шутка. Так почему бы тебе не вмешаться?»
Лайла любила его за это. Он умел ее подстегнуть.
«Хорошо. Вмешаюсь».
В статье упоминалась спешно сформированная группа родителей и заинтересованных граждан, которая называлась комитет учебных программ. Лайла записалась. И чтобы укрепить свою позицию, привлекла на помощь свой опыт работы в полиции, сделала то, что умеет любой хороший полицейский: обратилась к населению. Лайла попросила всех местных жителей, придерживавшихся таких же взглядов, прийти на заседание комитета и защитить книгу. Благодаря своей должности она достаточно легко организовывала группу поддержки. Долгие годы Лайла улаживала жалобы на слишком громкий шум, понижала градус споров из-за собственности, ограничивалась предупреждениями вместо штрафов за превышение скорости и в целом показывала себя ответственным и благоразумным представителем закона, а это приносило плоды.
«Кто все эти чертовы женщины?» – воскликнул заваривший кашу отец в начале следующего заседания комитета учебных программ, потому что все они были женщинами – и их было много, а он один. «Маргарет» удалось спасти, а Джуди Блум прислала благодарственное письмо.
Лайла осталась в комитете учебных программ, но больше таких противостояний, как с «Маргарет», не возникало. Члены комитета читали новые книги, которые предлагалось добавить в учебные программы и библиотеки средних школ Триокружья, и слушали лекции местных учителей английского языка и литературы и библиотекарей. Комитет больше напоминал книжный клуб, чем политическое собрание. Лайла получала от заседаний огромное удовольствие. И, как и с книжными клубами, пусть иной раз туда и заглядывал мужчина, подавляющее большинство составляли обладательницы двух Х-хромосом.
Последнее заседание было в прошлый понедельник. На школьную автостоянку Лайла возвращалась с Дороти Харпер, пожилой женщиной, членом книжного клуба «Первый четверг» и одной из тех, кого Лайла привлекла к защите «Маргарет».
«Вы, должно быть, гордитесь вашей племянницей Шейлой. – Дороти опиралась на трость, на плече у нее висела цветастая сумка, достаточно большая, чтобы вместить младенца. – Говорят, она поступит в один из университетов Первого дивизиона по баскетбольной стипендии. Это же прекрасно. – Помолчав, Дороти добавила: – Разумеется, еще слишком рано об этом говорить, она только в десятом классе. Но в пятнадцать лет девочки редко попадают в газетные заголовки».
Лайла едва не сказала, что Дороти ошибается: у Клинта не было брата, а у нее – племянницы. Но в возрасте Дороти Харпер люди часто путали имена и фамилии. Поэтому она пожелала старушке спокойной ночи и поехала домой.
Однако Лайла работала в полиции, и ей платили за любопытство. Следующим утром, в минуту затишья, она вспомнила разговор с Дороти Харпер и набрала «Шейла Норкросс» в «Файрфоксе». По первой же ссылке обнаружилась спортивная статья с заголовком «КОФЛИНСКИЙ ФЕНОМЕН ВЕДЕТ «ТИГРОВ» В ФИНАЛ ТУРНИРА». Феноменом оказалась пятнадцатилетняя Шейла Норкросс. То есть с фамилией Дороти Харпер все-таки ничего не напутала. В Триокружье могли жить другие Норкроссы, как знать? Лайла точно не знала. В конце статьи упоминалась гордившаяся своей дочерью мать. Фамилия у нее была другая – Паркс. Шеннон Паркс.
В голове Лайлы звякнул звонок. Двумя годами раньше, когда Джаред решил заняться спортивным бегом, Клинт мимоходом упомянул это имя: сказал, что друга, убедившего его в том же возрасте заняться бегом, звали Шеннон Паркс. Лайла тогда решила, что Шеннон Паркс – мужчина, пусть и с необычным элегантным именем. Она это запомнила, потому что ее муж крайне редко говорил о своем детстве и отрочестве, а когда говорил, его слова производили впечатление на Лайлу.
Он вырос в приемной семье. Многих подробностей Лайла не знала… эй, кого она обманывала? Она не знала никаких подробностей. Могла сказать только одно: Клинту пришлось нелегко. Она чувствовала, как он вспыхивал, стоило коснуться этой темы. Если Лайла заговаривала о ребенке, которого забирали у родителей и передавали под опеку, Клинт сразу замыкался в себе. Он утверждал, что эта тема не вызывает у него негативных эмоций. «Просто наводит на размышления». И Лайла, понимавшая, что в семейной жизни не следует быть копом, не пыталась что-то выяснить.
Не то
